ему велели. Рану прострелило острой болью. Даже сознание прояснилось, прогоняя полуобморочное состояние.
- Я это… ничего не помню. Ни кто я, ни где оказался…
- Ерунда, - отмахнулся старик. – Сам пришел, кость вроде бы целая – значит, все не так уж все плохо. Вспомнишь со временем, наверное. Полежи тут пару часов. Станет легче – вали к себе, не занимай место. И… вот еще…
Он кинул на живот Эрвину темную полоску ткани:
- Как придешь в себя, примотай эту тряпку к голове. Она пропитана лекарством, так что будет полезна какое-то время.
Не прощаясь, он шаркающей походкой двинулся дальше. И только тогда Эрвин понял, что эмоций людей было настолько много, что они просто слились в один общий фон. Причем этот фон пестрел оттенками боли, отчаяния и прочих отрицательных эмоций. Медленно оглядевшись, юноша понял, отчего так было. Он находился в огромном каменном помещении. На высоких колоннах горели масляные светильники, нещадно чадя копотью. А вокруг было множество широких деревянных настилов, на которых лежали десятки раненых. Рядом с ним тоже находилось сразу пятеро человек.
Всюду витал запах крови, и какого-то лекарства. Такой же, как и от тряпки, что Эрвин прикладывал к своей ране. А еще… тут было шумно. Не так как на стене, но при этом очень неприятно. Кто-то тихо стонал, скрежетал зубами или матерился, проклинал все подряд. А отдельные несчастные порой даже орали во весь голос. Но через некоторое время утихали.
Терпя боль, Эрвин прикрыл глаза, и попытался отрешиться. Получалось не очень – он то проваливался в полудрему, то вновь приходил в себя. Промучившись так какое-то время, юноша решил уйти оттуда. Слишком уж сильно давили неприятные эмоции боли и отчаяния от раненых.
Кое-как примотав тряпку к голове, Эрвин вышел. По пути, глядя на других, стало понятно, почему лекарь ему так мало времени уделил, даже не перебинтовав – не было времени. Лекарей оказалось всего пятеро, и они лечили раненных людей как могли – простейшими способами. Возле выхода из помещения лежала пропитанная кровью большая тряпка, на которой насыпью валялись исковерканные и поврежденные конечности – руки, ноги… А еще там виднелись несколько трупов целиком – наверное из тех, что не дожили до помощи, или лекари просто не смогли им помочь. Сглотнув ставшую вязкой слюну, юноша осознал – ему еще очень сильно повезло остаться не только живым, но и относительно здоровым…
Глава 2
Выбравшись обратно, на стену, Эрвин пошел к тому месту, где расстался с копейщиком. Людей стало меньше, да и суеты – тоже. «Исчезли» мертвые туши – очевидно, их уже успели разделать и утащить. Но при этом теперь те, кто остались, были заняты созидательной деятельностью – пара человек тащила куда-то тачку с камнями. Кто-то чистил стену, кто-то – волок бурдюки с непонятной жидкостью к большим котлам, стоявшим недалеко от края.
- Почему шатаешься просто так? Где твой десяток? – гаркнул на юношу щеголевато одетый мужчина, с курительной трубкой в руках. Он явно присматривал за деятельностью людей на стене. По крайней мере, за ближайшими к нему.
- Не знаю… - пожал плечами Эрвин. Но глядя на недовольное лицо мужчины решил объяснить:
- Я только что от лекарей – и указал на свою перевязанную голову. – А где мой десяток – не знаю. Я вообще ничего не помню. Единственное, что мне сказали – меня зовут Эрвин. И вроде бы служу в шестом десятке третьей сотни, левая часть чего-то… Как мне их найти?
- «Левая часть чего-то»?! – развеселился мужчина. Окружающие, прислушивавшиеся к разговору, тоже заулыбались, не отвлекаясь от своих дел. – Слушай сюда, малец. Простые солдаты – а ты явно простой солдат, рядовой, в крепости делятся на три части – правый фланг или часть, центральный и левый. Обычно в каждом фланге служат около тысячи солдат, так что дальше делятся на сотни и десятки… Вот эта стена…
Тут мужчина топнул ногой и продолжил: - вот эта стена и дом, место службы, и место гибели, если не повезет. С нее три спуска, по количеству флангов. Во-о-он там, вдали, последний спуск вниз – твой. Дальше спросишь. И на будущее – видишь, в моих волосах две красные ленты? Это значит, что я – командир, десятник центрального фланга. У сотника будут уже зеленые, тысячники носят синие. И есть еще культиваторы – у них фиолетовые. Любой из этих людей может тебе приказывать, учти это. Все, свободен.
Дальнейший путь проходил без особых приключений – люди косились на него, но ничего не говорили, наверное, считая, что это не их дело. А может быть, в этом сыграла роль повязка на голове…
В конце стены действительно оказался спуск вниз. Правда, еще дальше виднелся узкий проход в скалы, ведущий вверх… но это явно было не то, что нужно.
Широкий каменный спуск привел в длинный, освещаемый крохотными окнами коридор. Довольно мрачный – голый камень, множество следов копоти на потолке и стенах. Все помещения были только по правую сторону, к тому же, на этом уровне не было дверей. Ни одной! Так что можно было увидеть кухню, разнообразные склады, архив. При этом внутри обязательно был хотя бы один человек. Как правило – с какими-то серьезными повреждениями тела, но уже зажившими. Безногие, безрукие, одноглазые… эти люди собственным существованием демонстрировали, насколько опасно находится тут.
- Так… теперь, по идее, мне нужно найти свой десяток…
Расспросы шедших по своим делам людей быстро направили Эрвина еще на один уровень ниже. Там оказались помещения побольше. Все так же без дверей, но теперь внутри виднелись многочисленные деревянные лежаки. Узкие, даже на вид ужасно неудобные. А еще на каждом таком помещении возле входа были нарисованы на стене по три зеленых полоски, и номера – от одного до десяти. Это все были казармы, сейчас наполовину пустые. Но даже так, количество людей, находившихся в тесном помещении ужасало – по сотне. Оставалось лишь найти свою. Логика подсказывала, что на ней должна быть цифра три.
Эта казарма нашлась довольно быстро. Зайдя внутрь, Эрвин огляделся, не привлекая особого внимания – сюда постоянно кто-то заходил или выходил. Судя по царившему вокруг порядку и страсти к нумерации, найти свое место будет несложно – потому что даже койки внутри группировали по десяткам. Один, второй… В этот момент сидевший и разговаривавший у окна человек повернул голову, и юноша узнал его – это
