тему «Далекое и близкое в литературе классической и современной».
«В моей жизни прочтение Лермонтова, — написано в одной из работ — ступень вверх. Он заставил меня перестрадать вместе с ним все. Я стала жить в Лермонтове, в его системе оценок». «Он заглянул в мой ум, в мою душу, — пишет девятиклассница о Толстом, — как никто, даже я сама, никогда не смогла бы заглянуть. Роман «Война и мир» открывает нам самих себя», «У него, — читаю я о Баратынском в другом сочинении, — я нашла такие строки, что поразилась, как это мог написать человек, живший более века назад, так обо мне, о наших насущных вопросах». «От героев произведений, — размышляет другая ученица, — ждешь гораздо большего, нежели от простого человека: решения каких-то своих проблем, ответов на важные вопросы. Потому-то я и бываю так рада, просто вчитываюсь в каждую строчку; когда вдруг узнаю, что не только я, но и еще кто-то живет и волнуется моими волнениями, когда я чувствую, что образ мыслей героя книги мне очень понятен, потому что я сама так мыслю».
Это — по-разному выраженное, разными примерами подтвержденное — во всех сочинениях. В литературе, не только современной, но и прошлого века, ищут себя и открывают себя. Даже в книгах о вчерашнем дне волнует то, что созвучно дню сегодняшнему. И прежде всего ищут в книге ответы на основные, краеугольные вопросы духовного бытия, нравственного самосознания.
«Конечно, нас волнуют больше те проблемы, которые перекликаются с нашей жизнью. Вопросы, главные вопросы жизни, теперь, как и раньше, так же остро стоят перед нами (только в другой, может быть, форме): цель жизни, место человека в ней, достижение цели, человечность. Эти глобальные проблемы человечества решают многие герои классических произведений».
«Сейчас у меня такой возраст, когда хочется объять все необъятное, хочется понять и узнать все и всех, но почти всегда получается, что скользишь только по поверхности, хватаешь верхушки, а глубины нет. И если мне это удалось хоть в какой-нибудь мере преодолеть, то только благодаря Чехову. Он открыл мне ту глубину, которой мне всегда не хватало. Через его рассказы, через его драматургию смотришь на жизнь и на людей совершенно другими глазами».
«Каждый раз, когда мне было плохо, по-настоящему плохо, когда дисгармония проявлялась не в чьей-то чужой жизни, а в своей личной, когда отрицание не доставляло наслаждения, а было нестерпимо мучительно, когда оно становилось не маской, а сутью, я шла к «Войне и миру» и «Анне Карениной». Только там я находила единое целое, весь мир. Только там я могла обрести столь необходимое мне утверждение гармонии».
«Проблемы счастья, личности и общества, гармонии личности, поиски смысла жизни, проблемы взаимоотношений человека с людьми мучают меня, связывают, ответа на них я не могу найти, лишь новые и новые появляются. И, не видя разрешения проблем, переживая от боли, мук и пытаясь найти ответы, все чаще перечитываю в последнее время Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Толстого, Чехова, Бунина».
В речи на III съезде комсомола В. И. Ленин говорил о том, как нелегко, как мучительно входит в жизнь новая нравственность: «Надо, чтобы все работали по одному общему плану на общей земле, на общих фабриках и заводах и по общему распорядку. Легко ли это сделать? Вы видите, что тут нельзя добиться решения так же легко, как прогнать царя, помещиков и капиталистов». «Сразу общего труда не создашь. Этого быть не может Это с неба не сваливается. Это нужно заработать, выстрадать, создать. Это создается в ходе борьбы».
Заработать, выстрадать, создать.
Выстрадать. За несколько месяцев до выступления на III съезде комсомола Ленин употребил слово это в книге «Детская болезнь «левизны» в коммунизме»: «Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала...»
И тут же Ленин говорил о «беззаветности исканий» передовой мысли России.
Беззаветность исканий. Передовая мысль России (литература в том числе) завещала нам не только найденное, обретенное, открытое. Но прежде всего сам пафос искания, обретения, открытия. На XXV съезде партии говорилось о нравственных исканиях современного советского искусства. Разве не наследуют, не развивают эти нравственные искания ту беззаветность исканий, о которой говорил Ленин?
«Мне кажется, что даже и не через сто лет, а гораздо скорей, — писал пятьдесят лет назад в одном из писем М. Горький, — жизнь будет несравненно трагичней той, коя терзает нас теперь. Она будет трагичней потому, что — как всегда это бывает вслед за катастрофами социальными — люди, уставшие от оскорбительных толчков извне, обязаны и принуждены будут взглянуть в свой внутренний мир, задуматься — еще раз — о цели и смысле бытия. Таковых людей народится неисчислимо более того числа, какое ныне существует на земле... Вообразите, что будет, если десятки и сотни тысяч людей воспылают страстью догадаться не о том, как удобнее жить, а о том — зачем жить»[1].
Пророческие слова! «Не хлебом единым жив человек» — это люди понимали давно. Но чем меньше сил уходит у человека на заботы о хлебе насущном, тем яснее становится истинное значение этих слов — «не хлебом единым». И тем не легче, а сложнее становятся пути нравственных исканий. Особенно в юности.
Молодых часто корят тем, что жить им куда легче, чем старшим, когда они были юные. Но — не могу не согласиться с Владимиром Шубкиным — надо быть здесь очень осторожными с однозначными ответами: «Жизнь нашего довоенного поколения не баловала нас альтернативами. Реальная трагедия жизни открывала для нас единственно возможный путь — на фронт, вместе со всем народом. Поэтому, не преуменьшая степени наших жертв и лишений, не будем в то же время преувеличивать сложности наших решений, их нравственного значения. Решения принимала за нас сама жизнь, история. И, скажем честно, в чем-то нам было легче: на миру и смерть красна...
Молодым людям, вступающим в жизнь сегодня в отутюженных костюмах и ярких галстуках, о которых мы не смели и мечтать, не легче, чем нам. Вряд ли стоит сползать на ту примитивную точку зрения, что материальные, бытовые трудности сложнее духовных... Молодые люди сегодня не детерминированы законами исторической необходимости, они имеют варианты, альтернативы. Они должны опираться при этом на внутренние нравственные критерии... сейчас молодежь острее нуждается в нравственных ориентирах, чем предыдущее поколение»[2].
Выработке этих нравственных критериев, обретению этих нравственных ориентиров способствует художественная литература.
Здесь важно и вот что.
Тысячи неповторимых, своеобразных случаев, ситуаций, коллизий, конфликтов — такова сфера действия морали. Здесь