Кто-то побывал здесь. Возможно, Септимус или кто-то из братьев, когда они притащили его оттуда, где он впал в беспамятство с началом припадка.
И все же они никогда не стали бы утруждать себя такими мелочами, как раскладка оружия по полкам. Значит, Септимус. Это имело смысл. Необычно, но логика в этом была. Такое поведение даже заслуживало похвалы.
Талос снял оружие с полок и прикрепил к доспеху. Двуствольный болтер он примагнитил к бедру, а золотой клинок вложил в ножны за спиной — оттуда его можно было выхватить в любой момент через плечо.
: ИДИ НА МОСТИК
Слова пробежали по дисплею визора — отчетливая вязь ностраманских рун, белые знаки на красном фоне, как любые другие тактические данные или телеметрия. Пророк уставился на курсор, выжидательно помаргивающий в конце последнего слова.
Квинтус, пятый из его рабов, онемел после полученной в бою раны. В последующие годы раб и хозяин общались посредством знаков или текстовых сообщений, которые Квинтус посылал с ручного ауспика на визор шлема Талоса, а чаще использовали оба способа одновременно. Квинтус, как и Септимус, был настолько умелым оружейником, что это небольшое затруднение казалось вполне умеренной платой за его службу.
: ПРОРОК
: СТУПАЙ НА МОСТИК
Квинтус, однако, никогда не вел себя столь панибратски. И он был мертв уже многие десятилетия — убит Вознесенным во время одной из попыток Вандреда прорваться наружу.
Дисплей Талоса среагировал на желание хозяина, открыв вокс-канал с Первым Когтем.
— Братья.
Они отозвались, но ясности это не прибавило. Смех Ксарла пулеметной очередью прогрохотал по вокс-каналу. Следом донеслись голоса других. Проклятия перемежались священными обетами. Талос услышал, как Меркуций в своей обычной вежливой манере ругается сквозь стиснутые зубы, а на заднем фоне раздается глухой рев болтерной стрельбы.
Затем канал отключился. Талос попробовал несколько других: стратегиум, Делтриана и Зал Раздумий, мастерскую Септимуса, покои Октавии и даже Люкорифа из Кровоточащих Глаз. Все каналы мертво молчали. В корабле раздавалась гулкая дрожь, — очевидно, двигатели работали и судно неслось с большой скоростью.
Эти первые уколы беспокойства доставили ему извращенное удовольствие. Смутить воина Восьмого легиона было нелегко, а внезапно опустевший корабль представлял собой заманчивую загадку. У Талоса появилось непривычное чувство, будто кто-то охотится на него, и по бледным губам легионера скользнула улыбка. Так вот что, должно быть, чувствовала его добыча — хотя, конечно, он не собирался падать на колени и бормотать бессмысленные молитвы ложным богам, как это было свойственно смертным.
: Я ЖДУ
Талос обнажил меч и вышел из комнаты.
Он ничуть не удивился, обнаружив, что мостик пуст. От его комнаты до нижней палубы было не больше минуты ходу, но центральные коридоры верхней части «Эха проклятия» тоже оказались пусты.
Стратегиум представлял собой обширный овальный зал готической архитектуры, заселенный скалящимися горгульями и скульптурными гротесками, усеивающими стены и потолок. Там, у центрального трона, изувеченный ангел с глазами, обвязанными колючей проволокой, распахивал рот в беззвучном крике; тут, над резервными артиллерийскими консолями, распахнул нетопырьи крылья демон. Искусство, с которым строители украсили «Эхо», неизменно пленяло воображение Талоса, — хотя Восьмой легион и не славился дисциплиной своих воинов, Повелители Ночи взрастили в своих рядах немало ученых и мастеров, не уступавшим рыцарям-искусникам из легиона Детей Императора и Кровавых Ангелов. Неважно, какими умениями могли похвастаться мастера на каждом отдельном корабле, — большинство судов Восьмого легиона были украшены с богохульной роскошью, и по их залам и переходам рассыпаны изображения пытаемых божеств и плененных демонов.
Среди этого великолепия возвышался центральный трон. Его невероятная глыба была развернута к обзорному экрану — оккулюсу. Над оккулюсом в цепях висел разрубленный и распятый скелет легионера.
От него концентрическими кругами расходились навигационные, артиллерийские и коммуникационные консоли. Однако между контрольными панелями не мелькали жрецы в робах, бормочущие еретические молитвы. Не было видно ни отдающих приказы и настраивающих приборы офицеров в униформе, ни заклейменных сервиторов, подключенных к своим рабочим постам и монотонно бормочущих команды на машинном коде.
Это наверняка сон, хотя происходящее и не походило ни на одно из прежних видений Талоса. Однако других объяснений он придумать не мог.
— Я здесь, — вслух произнес Талос.
: ТЫ ВИДЕЛ МНОГО СНОВ
: ТЕПЕРЬ ТЫ СНОВА БЛИЗОК К ПРОБУЖДЕНИЮ
: САДИСЬ, БРАТ
Он не улыбнулся. Талос улыбался редко, даже когда его что-то веселило, — хотя услышать предложение сесть на собственный командный трон было, несомненно, забавно. Талос подчинился, пусть и для того только, чтобы узнать, что будет дальше.
: ТАК БЛИЗКО, ЧТО ПОЧТИ МОГУ ДОТРОНУТЬСЯ
От этого по коже пророка побежали мурашки. Он поднял голову и взглянул на распятые останки Рувена.
: ТЫ НЕ ТОТ ВОИН, КАКИМ ДОЛЖЕН БЫЛ БЫТЬ
: НО НАМ С ТОБОЙ НАДО ПОГОВОРИТЬ
: ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС
: ДРУГОГО ШАНСА НЕ БУДЕТ
Талос остался сидеть, всем видом выражая стоическое терпение. Он не дал гневу и сомнениям прорваться наружу. Сетка целеуказателя скользнула по изрубленному скелету Рувена, не желая брать цель.
: ТЫ ПРЕВРАТИЛ МОЙ ТРУП В ОТЛИЧНОЕ УКРАШЕНИЕ
: ЭТО ПОЧТИ ЗАБАВНО
Талос откинулся на спинку трона, как делал на настоящем мостике.
— Даже смерть не заставит тебя замолчать?
: ТЕБЕ САМОМУ ОСТАЛОСЬ ЖИТЬ НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ, ПРОРОК
Череп, подвешенный на цепи, пялился пустыми глазницами.
— Неужели? — спросил Талос. — И как же тебе достались эти бесценные сведения?
: НЕ ПРИТВОРЯЙСЯ, ЧТО ЭТА МИНУТА НЕ ИМЕЕТ ДЛЯ ТЕБЯ НИКАКОГО ЗНАЧЕНИЯ
: ТЫ ДУМАЕШЬ, Я НЕ СЛЫШУ, КАК ТВОЕ СЕРДЦЕ ЗАБИЛОСЬ ЧАЩЕ
Талос погладил рукоять древнего меча, лежавшего рядом с ним. Следовало собраться с мыслями. В лучшем случае это была ловушка. В худшем — колдовство. А наиболее вероятно — и то и другое. Ничего хорошего.
: ТЫ НИЧЕГО НЕ ПОМНИШЬ, ТАК ВЕДЬ
: ТЫ ПРИШЕЛ СЮДА В ПОИСКАХ ЧЕСТНОГО БОЯ
: ВОЙНЫ ЗА ПРАВОЕ ДЕЛО
: НО ТЫ НИКОГДА НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ ВОЗВРАЩАТЬСЯ НА ВОСТОЧНУЮ ГРАНИЦУ
: МНОГИЕ ЖДАЛИ ТВОЕГО ВОЗВРАЩЕНИЯ, ЗАТАИВ В СЕРДЦАХ ПЛАНЫ МЕСТИ
Пророк все еще поглаживал крылатую рукоять меча. Восточная граница. В голову не приходило ни одной причины возвращаться туда.
— Думаю, ты лжешь, падаль.
