здесь несколько минут назад. Знают ли они всё?
– Вероятно. Я дал им твое имя. Они связались сначала со мной – для опознания.
– Они были очень вежливы и все такое, но…
В трубке тишина.
– Боб, можешь прийти и поговорить со мной? Сейчас?
– Конечно, милая. Дай мне полчаса.
Кинтайр одной рукой повесил трубку, а другой начал раздеваться. За десять минут он принял душ и переодел костюм.
Квартира Марджери наискосок, и университет находится на середине. Кинтайр припарковал свой побитый «'48 де сото» на углу кампуса и пошел, надеясь вернуть упругость мышцам и привести мысли в порядок.
Ровный желтый свет проходил через листву эвкалиптов и заливал подстриженную траву газонов и пышные белые здания, в которых в это время, между церемонией посвящения в бакалавры и началом летних занятий, почти никого нет. Кинтайр неопределенно подумал, что ему придется просмотреть стол Брюса, закончить его работу и, да, завершить его исследование «Книги ведьм»… Его мысли перешли к практическим проблемам. Что ему делать с Марджери?
Он хотел бы помочь ей, если бы мог – будь все дважды проклято, разве он не пытался раньше? Но с другой стороны, он не собирается – еще раз: не собирается ввязываться. Это было бы нечестно по отношению к ним обоим.
У этой игры есть правила, и они играли по ним. Вы оставляете в покое жен и девственниц, но она давно разведена и с тех пор спала не с одним мужчиной. Ничего не берешь у женщины и ничего не даешь ей. Совершенно отчетливо даешь ей понять, что тебя ничто постоянное не интересует. А когда бросаешь ее после нескольких приятных месяцев, делаешь это чисто; у него был лучший в мире предлог: в 1955 году он получил академический грант для года жизни в Италии и продолжения исследований по его специальности – Возрождению. (Но последние несколько недель она была необычно тиха; иногда по ночам он слышал, как она пытается не заплакать.) Вернувшись, вы не возобновляете прежние отношения; сохраняете дружеские отношения в тех случаях, когда приходится встречаться.
Да, конечно. Но тогда она встретилась с Брюсом, и Брюс хотел на ней жениться, а она серьезно подумывала об этом, а теперь Брюс мертв, а Кинтайр идет к ней, чтобы утешить. Можно ли зайти и сказать: «Привет, я по-прежнему сторонник философии «кота в мешке», поэтому буду осторожен; а теперь можешь поплакать у меня на плече»?
Он понял, что держит в губах погасшую сигарету. Выбросил ее и остановился, чтобы закурить новую. Он почти у здания, в котором его собственный факультет.
– Добрый вечер.
Кинтайр поднял голову. К нему направлялся Джейбез Оуэнс.
– Привет, – ответил он. – Как дела? Прошу прощения, но мне нужно…
Оуэнс подошел к нему и взял за руку.
– Старина, – произнес он с самым отчетливым гарвардским акцентом, – мне ужасно жаль.
– Да?
– Молодой Ломбарди. Я видел в газетах. Вы знали?
– Да.
Кинтайр холодно посмотрел на Оуэнса. Писатель – рослый мужчина, но ширина его плеч – заслуга исключительно портного. У него румяное лицо, темные волнистые волосы, седеющие у висков, голубые глаза за очками в железной оправе, твидовый костюм с платком в верхнем кармане пиджака и трубка-калабаш.
– Я знаю, что он был убит, – сказал Кинтайр, глядя Оуэнсу в лицо.
– Ужасно. Помню однажды на Суматре… но это было очень давно. Послушайте, – откровенно заговорил Оуэнс, – я знаю, что вы знаете о моих разногласиях с бедным молодым человеком. Да это было всего … когда? В четверг мы были в гостях у Клейтона. Вы, должно быть, слышали, как мы спорили из-за его глупой работы. Но это! De mortuis nil nisi bonum.[4]
Кинтайр не любил Оуэнса. Не как ученый, возмущенный популяризатором, гоняющимся за сенсациями. Какого дьявола, книги Оуэнса пробуждают интерес в обществе; они сообщают некую информацию, хотя и искаженную; и это больше, чем можно сказать о средней исторической монографии. Но за то время, что он в Беркли, происходит непрерывное представление, в котором Джейбез Оуэнс выступает как автор сюжета и диалогов, как режиссер, продюсер, главная звезда, второстепенные действующие лица и массовка. Это очень скучно.
Поэтому Кинтайр зло сказал:
– Я закончу эту его работу. И, несомненно, мне придется искоса взглянуть на эти ваши «Письма о Борджиа». Но мне потребуется некоторое время, у меня нет всех фактов и выводов, которые были у него. Поэтому советую вам быстрей отправляться в Голливуд и начинать кино.
Оуэнс рассмеялся хорошо рассчитанным смехом, не слишком громким для посмертного спора, не слишком легким, чтобы звучать искренне.
– Хотел бы принять ваш вызов, – сказал он. – Нет ничего лучше хорошей словесной перепалки, а это именно то, что давал мне мальчик. Кстати, я могу остаться здесь еще на несколько дней. А может, и нет. Но я остановил вас, чтобы выразить вам соболезнования и предложить помочь, если это возможно.
– В чем помощь? – спросил Кинтайр. Ему показалось странным совпадением, что Оуэнс проходит у этого здания именно в эту минуту.
– О, не знаю. Ни в чем, может быть. Вы как будто направляетесь к… – Оуэнс деликатно запнулся… – к дому его невесты. Кто-то говорил мне, что она живет здесь.
– Хм, да.
– Очаровательная девушка. Бедный Ломбарди. Она очень хорошая причина для того, чтобы не умирать. Пожалуйста, передайте ей мои сожаления. И – еще одно мгновение, если позволите.
– Да?
Кинтайр уже поворачивался, но остановился.
Оуэнс покраснел.
– Не поймите меня неверно. Это точно не мое дело. Но я бы сказал, что я, вероятно, на пятнадцать лет старше вас и, возможно – вероятно, я не должен давать вам советы. Но я хочу помочь вам. И ей. Уведите ее на вечер. Я знаю, что они жили вместе. В ее доме будет слишком много воспоминаний. – Он кивнул – почти неловко. – Прошу прощения. Мне пора идти. Увидимся вскоре.
Кинтайр смотрел ему вслед. К черту все, что ты говоришь. В твоем теле нет ни одной подлинной кости!
Он взглянул на часы. Опаздывает. И, удлинив шаги, пошел по освещенному закатным солнцем тротуару.
Через замысловатые южные ворота, по нескольким заполненным магазинами кварталам на Телеграф-авеню, потом налево, чуть вверх по холму, по улице домов с меблированными квартирами и маленьких коттеджей. Квартира Марджери здесь; или следовало бы сказать, квартира Брюса? Он получал почту по другому адресу (сейчас там должны быть толпы зевак), но жил здесь.
Кинтайр поднялся на второй этаж. Позвонил. Марджери открыла дверь и закрыла за ним.
Брюс переселился сюда во время рождественских каникул, полгода назад, но интерьер по-прежнему был ее, воздушный и современный. Получив диплом бакалавра искусств в колледже, она со временем
