и Новый год, две недели гирлянд, бенгальских огней и новых городов.
— Новогодний ужин у нас будет в Париже, — говорил Антон. — Я уже все придумал. Там есть такое уютное кафе недалеко от центра, интерьер — как в старой библиотеке. Кресла будто старинные с кожаной обивкой, книжные полки, массивные столы, лампы с зелеными абажурами. Там уютно, очень по-домашнему, и утка с брусничным соусом — просто объедение. Вот сама увидишь. Хочу поделиться с тобой любимыми местами. Поделиться… собой.
Я болтала ногами туда-сюда, смеялась, облизывала с губ кофейную пенку и чувствовала себя самой счастливой на свете. Уже полгода мы были вместе, и каждый день — лучше предыдущего. Мы совпали идеально, как детали пазла. Как будто нас создавали друг для друга. Мы слушали одни и те же песни, смотрели одни и те же фильмы, читали одни и те же книги, смеялись над одними и теми же шутками. Мне было с ним тепло и интересно… разговаривать. А в постели — горячо и головокружительно. Каждая клеточка моего тела, каждая мысль, каждый вздох, каждое движение души… Каждую секунду я помнила о том, что где-то в мире есть Антон, и это наполняло меня внутренним светом. Я была как будто лампа, которую наконец зажгли… А ведь раньше мне казалось, что жить в темноте — это нормально.
Мы встретились летом, н вечеринке у знакомых. Я пришла… даже не помню, с кем и зачем. Он тоже особо никого там не знал, скучал и уже собирался уходить… когда мы столкнулись в узком коридорчике между двумя комнатами. Скомканно извинились, представились (“Я Антон” — “Я Валя”), поглядели друг на друга… не знаю, что почувствовал он. Меня просто ударило молнией. Как будто подошел кто-то сзади и прошептал на ухо: “Вот он, твой человек. Вы наконец встретились”. И всё. Не отвертишься. Не отвернешься.
Он позвонил на следующий день и пригласил меня на свидание.
— Официальное настоящее свидание. А не разговоры о фильмах на чужом балконе!
За август-сентябрь мы обошли весь центр города, у нас появились любимые столики в кафе и аллеи в парках, общие воспоминания и тайный язык влюбленных. Он все чаще оставался у меня ночевать, в шкафу поселились рубашки Антона, на полочке в ванной — его зубная щетка, а…
— Валь? — Васька обошла вокруг стола и обняла меня. — Ты плачешь? Прости меня, прости, пожалуйста.
Я растерянно провела пальцем по щеке. Все-таки не выдержала и расплакалась. Глупая, глупая я.
4. О работе
Примерно в середине декабря флер предвкушения и волшебства рассеялся. Точнее, пал в одно мгновение под напором беспощадной действительности. Я пришла на работу, открыла календарь, чтобы посмотреть на план совещаний… и вдруг осознала, что наша поездка не помещается в новогодние праздники. Как я раньше об этом не подумала? Вот дурочка! Мы должны были улетать двадцать третьего. Придется брать целую неделю отгулов… на испытательном сроке… а главное, я не смогу присутствовать на завершении проекта. Ох, как плохо.
Я пошла на маленькую офисную кухоньку, налила огромную чашку кофе, вернулась на свое место и стала думать. Я работала, общалась с коллегами, отвечала на сообщения Антона, и думала-думала-думала… искала волшебный выход, который обязательно должен быть из любой сложной ситуации. Но тут, похоже, его не было. Обманывать и прикрываться поддельными больничными мне не хотелось, подводить начальство — тоже. Просить Антона изменить план поездки? Наверно, это было самым правильным, но мне почему-то казалось, что он обидится. Ведь он с таким восторгом и предвкушением говорил про Кельн, где мы собирались встречать католическое Рождество. Я честно собиралась ему написать. Набирала сообщение и тут же стирала. И так несколько раз. Что он подумает обо мне? Что я дурочка, которая дотянула до последнего, когда менять билеты уже запредельно дорого? Что нужно было раньше спохватиться? Нет, Антон ни в чем не виноват. Я про свою работу не подумала, мне и решать проблему.
Оставалось только честно всё рассказать начальству и надеяться на снисхождение. Только сначала набраться храбрости для этого разговора.
Глава отдела, Семен Александрович, сам подошел к моему столу вечером, когда почти все уже ушли. И я, краснея и бледнея от стыда, выложила ему свою просьбу. Он снял очки, покрутил их в руках и задумчиво прикусил дужку.
— Невозвратные билеты?
— Да… наверное, да.
— Если б ты одна была на испытательном, тогда, наверно, я бы что-нибудь придумал. Но…
— Что “но”? — прошептала я, уже зная ответ.
— Боюсь, придется взять в штат другого кандидата. Если он, конечно, тоже не решит исчезнуть в ключевой для проекта момент.
Я сглотнула и сжала кулаки, чтобы сдержать подступающие слезы.
— Хочешь совет? Ты его, конечно, не просила…
— Да, конечно, — всего одна слезинка сумела выбраться наружу и медленно ползла по щеке. Господи, как театрально-то, а…
— Ты хорошо работаешь. Поэтому увольняйся прямо сейчас. Или завтра.
— Что-о?
— До конца испытательного срока при уходе не нужно отрабатывать две недели. Этот разговор останется между нами. Про билеты никому не скажу. А месяца через полтора у нас начнется новый проект, я я тебя позову на него фрилансером. Понятно, что с работой в штате не сравнится, но…
— Спасибо-спасибо-спасибо! — я сжала кулаки так крепко, что ногти больно впились в кожу на ладонях. Это был тот самый волшебный выход.
