и вложил в свой удар всю силу загнанной в угол жертвы.
Кулак угодил в зеленую нижнюю губу твари.
— Ох! — вырвалось у чудовища. — Не надо!
Оно отпрянуло столь поспешно, что маленькое эмалированное суденышко Перси едва не перевернулось. Ощупывая губу раздвоенным языком, чудовище с негодованием посмотрело на «мореплавателя» и свернулось в блестящее кольцо.
— Знай, что это — больно! А я ведь только хотел сказать: «Добро пожаловать, сын Данаи!» Но ты вдруг стукнул меня! Имей в виду, таким образом ты много друзей не обретешь!
Змей отплыл подальше и, изогнувшись, уставился на остолбеневшего Перси; тот стоял в ванне, и у него от ужаса подкашивались ноги.
— Ты даже не спросил, работаю ли я на Мать-Змею, на Посейдона или на кого-нибудь еще! А может быть, я — сам по себе! Может быть, я кое-что знаю, и это спасет жизнь тебе или кому-то другому, кто дорог тебе. Так нет же! Все, что ты можешь сделать — лишь ударить! — зашипел змей. — Да еще по губе! А она, как известно, мое самое чувствительное место! Хорошо же, сын Данаи, пусть будет по-твоему: я теперь уже ни за что не стану тебе помогать!
По телу морского змея — от огромной головы до тонкого хвоста — пробежала дрожь, вызванная презрением. Он нырнул и исчез.
Перси осторожно сел, ощупывая жесткие борта ванны: как будто от их крепости зависела крепость его духа.
Где же он? На этом свете или на том? Подумать только: человек начинает принимать ванну в собственной квартире, и вдруг оказывается в... Не то ли было и с прежними жильцами?!
Он перегнулся через борт и заглянул в глубину моря. Железные ножки, поддерживавшие ванну, были аккуратно срезаны примерно на половине высоты. К счастью краны были закрыты — трубы тоже срезало... Перси вспомнил о срезанных ножках стула, оставшихся в его новой квартире...
Четыре ножки, но — без сиденья. Следовательно, в этом мире где-то должен быть и стул без ножек. И, возможно, на нем — некто, снявший квартиру у миссис Даннер до Перси...
Внезапно он ощутил во рту ужасный, ну прямо-таки отвратительный вкус.
Да, конечно же! Мыло. Когда он начал вычерпывать воду, оказавшись в этом таинственном месте, он держал мыло в руке и, чтобы не мешало, сунул его в рот. И до сих пор не было подходящего момента, чтобы вынуть его.
Он с явным облегчением освободил рот и тщательно прополоскал его морской водой. И наконец заметил, что течение принесло его гораздо ближе к острову. На берегу обнаружились явные признаки жизни — несколько неторопливо двигающихся человеческих фигур и группа хижин или домов; однако с такого расстояния трудно было что-либо толком разглядеть.
С чем же он вступает в этот новый мир? Что у него есть? Не так уж и много, уныло подумалось ему. Например, частично использованный кусок мыла. Насквозь промокшее полотенце. Резиновая пробка, слишком изношенная, чтобы годиться на что-либо. И — ванна, если удастся сдвинуть ее с места, когда он доберется до мели.
И, понятно, у него есть он сам. «Как раз на жаркое для туземцев», — мрачно решил Перси.
Говорящее морское чудовище! Достоинство которого он унизил, которое даже... Стоп! Как оно к нему обратилось?
«Сын Данаи».
Но он ведь не сын никакой Данаи!
«Растолкуй это теперь морскому змею», — со злостью подумал Перси и тут же вспомнил стихи на клочке пергамента: «Ту голову, пеструю от змеиной гривы...»
«Я должен выбраться отсюда!» — беспрерывно повторял он, глядя из качающейся ванны на спокойное море; да, оно сейчас было спокойным, но от него можно было ожидать чего угодно...
Когда на плечи упала сеть, у Перси возникла фантастическая мысль, что его призывы услышало какое-то божество и поспешило на помощь. Грубые веревки больно врезались в кожу. Почувствовав, что ванна оказалась в большом неводе, который быстро подтягивали к берегу, он расслабился, дав простор безнадежным мыслям и тщетно пытаясь сообразить, что случилось.
Он плавал перед напоминавшим утес выступом острова. На его краю плясала группа людей в набедренных повязках, приветствуя рослого человека в богатой одежде: он-то и забросил сеть, и теперь, стоя на хлипкой опоре, высоко над морем, ловкими движениями выбирал ее.
— Молодец, Диктис! — крикнул один из зрителей, когда ванна оказалась на берегу; она перевернулась, накрыв собой Перси, и рыбак потащил ее к краю обрыва. — Отлично, отлично!
— Этот Диктис — просто погибель для морских чудовищ, — восхищенно заметил другой. — Это уже третье за неделю!
— Четвертое! — поправил Диктис, выбираясь на обрыв и таща на плечах сеть с ванной и заключенным в ней человеком. — Вы забыли про карликовую русалку — наполовину женщину, наполовину сардинку. Ее я тоже считаю, хоть она и совсем маленькая. Но сегодняшнее страшилище определенно лучшее из всех. Ничего подобного я еще не видывал!
Быстро, с привычной сноровкой, он размотал сеть.
Перси выкарабкался из ванны и рухнул на землю; он чувствовал себя мешком с грудой обглоданных костей.
Огромной рукой Диктис поднял его и стал внимательно рассматривать.
— Это — не чудовище, — явно разочарованно произнес он. — Оказывается, оно распадается на части: половина :— человек, а остальное — нечто вроде круглого сундука. А я-то думал, это все одно. Думал, что-то необычное! Ну ладно, — словно размышляя о чем-то, пробормотал он, затем поднял Перси над головой с явным намерением швырнуть обратно в море. — В конце концов, не может же мне все время везти.
— А что если, — заговорил старик, стоявший с краю группы, — а что если это — все-таки чудовище? И, скажем, только сейчас превратилось в человека? Ему стоило бы знать: если оно — чудовище, то мы поместим его в зверинец твоего брата, а если — человек, бросим назад в море, поскольку народа у нас и без того хватает.
Великан задумчиво кивнул.
— В твоих рассуждениях что-то есть, Агесилай. В самом деле, не хотелось бы возвращаться к царю Полидекту с пустыми руками. Что же — это не так-то сложно выяснить...
«Что за мир?! — отчаянно думал Перси. — Видите ли, «если он — человек, мы бросим его в море, поскольку народа у нас и без того хватает»...
И каким же образом они собираются выяснить, человек он или не человек?
Диктис вытащил из висящих за спиной ножен большой острый меч и вопросительно ткнул острием в грудь Перси.
—
