края до края. Катя, чёрненькая, худенькая, стояла на камне и смотрела в море не отрываясь, не шевелясь. Когда Лида подошла к ней, она даже не повернула головы.
— Это ты? — спросила она спокойно. — А я думала, ты уехала.
И Лида, задыхаясь от волнения, рассказала, как утром у себя на дворе они нашли раненого матроса, как он только на мгновение пришёл в себя, а потом опять впал в беспамятство и как он лежит сейчас на кровати у Марьи Васильевны.
— Ему плохо, очень плохо, так плохо, что доктор даже не позволил его нести в госпиталь. Понимаешь, его нельзя шевелить, нельзя трогать. За нами заехала машина, чтобы везти нас на станцию, но как же оставить его одного в пустом доме? Мама сказала, что мы не поедем.
Катя молчала, не проявляя ни любопытства, ни удивления. Она по-прежнему смотрела в море. Казалось, она даже не слушала. Но Лида знала, что Катя не любит ничему удивляться. Такое уж было у Кати правило — никогда не показывать, что она взволнована или удивлена. Она только равнодушно спросила:
— Он с вами разговаривал?
— Нет. Он бредил.
— Бредил?
— Бормотал что-то совсем бессвязно. Я ничего не могла разобрать.
— Ну хоть что-нибудь ты запомнила?
— Несколько слов.
— Несколько слов? Что же он сказал?
— «Передайте Королькову: когда свет горит, она в бухте». Видишь, это тоже сказано в бреду и тоже непонятно.
— Ага.
И Катя замолчала, внимательно глядя в море.
Морской охотник
Лида поняла, что нужно заговорить о другом. Тогда Катя сама начнёт расспрашивать о раненом матросе. И спросила:
— Что ты там видишь?
— Катер.
Лида напряжённо вглядывалась в морскую даль, туда, куда смотрела Катя, но ничего там не видела, кроме узкой белой полосочки, быстро передвигавшейся. И только сейчас она поняла, что эта полосочка — пенистый след крохотного судёнышка, которое стремительно мчится там, вдалеке.
— Ну и глаза у тебя! — сказала Лида.
— Обыкновенные глаза, — ответила Катя. — Я просто приучила их смотреть на море. Если приучить свои глаза, будешь видеть на море всё.
— Когда же ты приучила свои глаза?
— Когда командовала крейсером «Победитель».
— Ты командовала крейсером «Победитель»?
— Да. Когда я жила там, на том берегу.
И Катя показала на далёкие горы противоположного берега, словно висевшие в воздухе. Всё самое необычайное, что Катя рассказывала Лиде, происходило с ней, по её словам, когда она жила на том берегу.
— Этот крейсер был ненастоящий? — спросила Лида робко.
— Конечно, ненастоящий, — сказала Катя. — Это было одно такое место, которое я называла крейсером «Победитель». Про это место никто не знал, кроме меня.
— Какое же это было место?
— Пещера.
— Пещера?
— Ну да. Я полезла в горы над морем и вдруг открыла пещеру. Перед входом в эту пещеру — выступ вроде каменной площадки, и висит он прямо над морем. Если смотришь оттуда вниз, ничего, кроме воды, не видишь. Кажется, будто стоишь на мостике огромного корабля и плывёшь, плывёшь… Это и был мой крейсер. В пещере я устроила капитанскую каюту, принесла туда компас, карты — они, наверно, и до сих пор там. Оттуда, с мостика моего крейсера, я смотрела в море и вот научилась…
— Теперь я тоже хорошо вижу катер, — сказала Лида. — Он идёт сюда.
Действительно, катер приближался, увеличиваясь. Два белых бурунчика справа и слева от него сияли на солнце.
— Я все типы катеров знаю, — сказала Катя. — Это морской охотник.
— А за кем он охотится?
— За подводными лодками.
Теперь катер был отчётливо виден: голубой, с двумя тонкими радиомачтами, с флагом на корме. Он несся так быстро, что казалось, вот-вот выскочит из воды. Курс он держал прямо на самый конец мола.
— Сейчас немцы начнут стрелять, — сказала Катя. — Они всегда открывают огонь, когда какое-нибудь судно подходит к молу.
И едва она произнесла эти слова, как раздался сначала отдалённый выстрел, потом протяжный и противный вой летящего снаряда и грохот взрыва. Снаряд упал в море перед городом, подняв столб ослепительно белой пены, смешанной с бурым дымом.
На катере, казалось, ничего даже не заметили. Но опять выстрел, опять вой, опять грохот взрыва — и возник новый столб пены и дыма, гораздо ближе к катеру. Катер словно подскочил — так он рванулся вперёд. Он теперь шёл самым полным ходом. Но третий снаряд разорвался ещё ближе. Катер круто свернул вправо. Немцы перенесли огонь правее. Катер свернул влево.
Так он несся зигзагом, кидаясь то вправо, то влево, среди всё новых столбов пены и дыма.
Увлекательно и жутко было следить за этой игрой в пятнашки со снарядами. Когда снаряд взрывался близко от катера, Лида хватала Катю за руку. Когда снаряд разрывался от катера далеко, они обе смеялись. Кидаясь из стороны в сторону, катер упорно приближался к берегу, к молу. Снаряды тоже стали ложиться ближе к берегу, а один разорвался даже на самом берегу, оглушительно прогрохотав и взметнув высокий столб пыли. Лида сразу вспомнила о маме.
— Мне надо идти, — сказала она.
— Постой.
— Нет, мама будет беспокоиться.
— Твоя мама всегда беспокоится, — сказала Катя насмешливо. — Она, говорят, сама называет себя трусихой.
— Да, она не скрывает.
— Всем известно, что, когда ты ходила купаться, она привязывала к твоей ноге верёвочку, сидела на берегу и держалась за эту верёвочку, чтобы ты не потонула.
— Ну, это давно было, — сказала Лида.
— Она и сейчас такая же… Погоди, чуть катер подойдёт к молу, немцы не будут его видеть и перестанут стрелять.
И действительно, едва катер зашёл за мол, обстрел разом прекратился. В наступившей тишине снова стали слышны шелест листьев, треск кузнечика в траве, мерный гул прибоя, и все эти звуки после грохота, свиста и воя показались особенно милыми.
— Всё-таки пойду, — повторила Лида. — Я обещала маме.
— Постой. Я хотела спросить тебя… — сказала Катя. — О чём это я хотела тебя спросить?
Она сделала вид, будто забыла, а чём хотела спросить, и задумалась. Лида молча ждала.
— Да-да… Так что вам сказал раненый матрос? — спросила Катя.
«Наконец-то! Значит, рассказ о раненом матросе она всё-таки запомнила».
Надо передать Королькову
— «Передайте Королькову: когда свет горит, она в бухте», — повторила Лида.
— Замечательно! Тут вся его тайна.
Лида засмеялась.
— Почему, пока ты не поступила к нам в школу, я никаких тайн не видела, а теперь, когда я с тобой подружилась, всё тайны да тайны?
— Ты не видела, потому что видеть не умеешь, а я сразу чувствую тайну, — сказала Катя. — Кто такой Корольков?
— Не знаю.
