на тебя не накинут поводок⁈ Ты сам, только ты виноват в том, что случилось! Вместо того, что бы отдать все силы служению Господу нашему и Императору, ты…
— Плюю на тебя, — процедил я в отвращении. — Плюю на твою, лично на твою веру и убеждения, коли они, в отличии от всех остальных православных священников, которых я знаю, позволяют тебе оправдывать свою подлость и слабость… И уж подавно трижды плюю на твоего Императора, что столь же бесхребетен. Я могу понять подлость и обман по отношению к врагу. Но не проси меня понять то же в отношении друзей и уж тем более родичей. Я останусь под командованием этой развалины в генеральских погонах, я буду драться насмерть, защищая эти края — уж так вышло, что к сожалению я не могу немедленно оказаться в Петрограде… Но отныне и навсегда забудь, что в наших жилах течет одна кровь. И запомни вот что, святоша — коли мне придется исполнять свою клятву, я позабочусь о том, что бы первым подох ты. По опыту знаю, что такие ничтожества как ты больше остальных дорожат своей шкурой, так что помни об этом. Там, на небесах, твои покровители тебя от меня могли бы уберечь… Но здесь, на грешной земле — я тебя сожру и высру, не напрягаясь!
Ох, каким он взглядом ожег меня! Сколько обиды, злости, ярости и гнева в глазах этого Шуйского плескалось — не передать! Страсть как хотелось ему сейчас, наплевав на всё, пустить в ход свою силу, поставить наглого малолетнего Старшего Магистра, тявкающего на Мага Заклятий на место — но он не рискнул. Сжались крепкие кулаки, вздулись могучие мышцы, затвердели калёной сталью скулы… На краткий миг я подобрался, ибо передо мной, как мне показалось, стоит тот, кем он был рожден и кем должен был стать по праву первородства — могучий боярин, Глава славного, древнего и могущественного Рода, человек с выкованной из стали волей… Но прошел миг, прошел другой — и я увидел, как иная, глубинная сущность смыла приливной волной вспыхнувшие на миг чувства. Я практически видел, как в его уме защелкали счеты, вычисляя, что выгоднее, как эти счеты с треском и грохотом опрокинули его внутреннюю гордость — и не передать словами, какое я испытал разочарование.
— Ты не стал бы Магом Заклятий, не уйди ты в церковь, дядя, — выдавил я из себя последнее, что мог ему сказать как родич родичу. — И никогда не станешь Магом Заклятий по праву. Никогда не станешь чародеем, что прогибает реальность под себя — в тебе слишком мало внутренней гордости. Не гордыни, что есть смертный грех, а именно сжатой в плотную горсть внутренней гордости, что является отцом достоинства и чести, что заставляет нас брать новые высоты, становиться лучше и сильнее, чем мы есть… Последний мой совет, как человека, что понимает в вопросах магии более, чем ты — никогда не бросай свою религию. Как только ты перестанешь быть священником, то твоим уделом будет прозябать средненьким Архимагом. Нет в тебе огня и силы, что должны гореть в маге твоего ранга… Теперь понятно, как так вышло, что в Александровске ты подоспел лишь тогда, когда ход сражения переломился в нашу пользу.
— Ты пожалеешь о том, что оскорбил меня, Аристарх, — на удивление спокойно заявил он, взявшись за свой крест. — Но не переживай — как ты и просил, я доведу до сведения Канцелярии твои слова. И с твоих родных не упадет ни волоска… Если ты действительно будешь отдавать все силы поставленной задаче. В отличии от тебя, гонимого импульсами и гормонами юности, я человек разумный. Сколько бы клятв ты не принес, чем бы ни грозил — до тех пор, пока ты исправно выполняешь свой долг, твои близкие в безопасности. Но запомни — у слов и поступков есть последствия.
— Ты плохо понял суть моей клятвы? — вскинул я брови. — Хоть один волосок…
— Ты показываешь, в очередной раз, что ты прямолинейный дуболом, Аристарх, — поморщился он презрительно. — С чего ты взял, что уязвить тебя можно лишь через Асю и её детей?
— Во всех остальных случаях — вперед, — ухмыльнулся я. — Лицом к лицу я готов дать отпор любой твари — что тебе, что Канцелярии. Даже ничем грозить и клясться не буду — до той поры, пока вы не переходите черту, как сегодня, я готов играть по принятым здесь правилам. Но помни сам и напомни другим — коль тронешь моих близких, я к х*ям собачьим переверну вашу игральную доску. Свободен, пёс!
Ну дай уже мне в рожу на правах старшего родственника, дядя! Выбей пару зубов, сплюнь, сбогохульствуй и скажи, что шло бы оно всё в задницу Сатаны, но мы, родичи, всё меж собой порешаем… Что ты на моей стороне, и сегодня же скажешь этому уроду из Тайной Канцелярии, что бы убрал лапы от твоей родни, скажи мне по простому, по родственному, что нужна помощь, что тебе важно, что бы я выложился… Покажи, скотина, себя нормальным старшим родичем, а не свиньей непонятной и хитровыдуманной!
Он не дал мне по морде. Не сказал слов, которых я ждал, не потряс головой, покаявшись. Нет, он просто молча пожал плечами, развернулся и зашагал прочь, а я остался стоять, где стоял. Неприятно, очень неприятно разочаровываться в людях. Впрочем, тебе ли привыкать, Пепел? Ты ведь и жить в той глуши под Диканькой начал именно потому, что люди тебя окончательно разочаровали. Ну как люди — аристократы… С простолюдинами, простите за тавтологию, было куда проще — в большинстве своем они куда чище и порядочнее, чем высшее общество. Тупо потому, что им делить меж собой куда меньше и от взаимовыручки они зависят куда больше… Деньги, влияние и слава их испортить не в состоянии — как это их испортит, если всё это им не грозит? Там из злодеев и негодяев привычные четыре персоны на село — сельский голова, мельник, трактирщик, что слишком сильно пиво разбавляет, да священник — но последний через раз. Когда хороший человек придет, когда такая же скотина как голова, тут уж как свезет…
— Смолов, — лязгнул сталью мой голос, когда тот, кого я прежде считал своим родичем, исчез из
