малейших подробностей все, что делалось в городе, с изумительною быстротою отыскивал всевозможные пропажи и нередко уже по одному выражению лица приводимых к нему людей безошибочно решал, прав или виноват подозреваемый.
В важнейших полицейских случаях Екатерина призывала его во дворец, — например, когда пропал из придворной церкви образ Толгской Богоматери в богатом серебряном окладе с драгоценными камнями, которым императрица Анна Иоанновна благословляла Елизавету Петровну, а последняя Екатерину II при бракосочетании. Образ находился в Зимнем дворце с 1764 года, и в краже подозревали одного из церковных истопников. Икона была найдена Архаровым на второй день после пропажи, без оклада, у вала близ Семеновского полка. В воровстве впоследствии подозревали гвардейских солдат.
В другой раз в Петербурге приключилась значительная покража серебряной утвари. По розысканиям возникало подозрение, что похищенные вещи направлены в Москву, о чем немедленно был уведомлен Архаров. Но он отвечал, что серебро находится в Петербурге, в подвале подле дома обер-полицмейстера. Там оно и было найдено.
Рассказывают, что Сартин — знаменитый парижский полицмейстер Людовика XV, писал Архарову, что «уведомляясь о некоторых его действиях, не может довольно надивиться ему».
В день смерти Екатерины II и воцарения Павла I Архаров был в Петербурге и по высочайшему повелению вместе с Ростопчиным приводил к присяге графа Орлова-Чесменского в его же доме. Три дня спустя Архаров был произведен в генералы от инфантерии, причем Павел I снял с себя Андреевскую ленту и, возложив ее на Архарова, велел ему быть вторым, после наследника престола, генерал-губернатором Петербурга.
Службу Николай Петрович Архаров закончил генерал-поручиком и кавалером всех российских орденов.
П. И. Бартенев (1829–1912)
Член Общества любителей российской словесности, Русского исторического общества, действительный член Московского археологического общества, член Общества любителей древней письменности, Московского общества истории и древностей российских — таков далеко не полный перечень почетных званий Петра Ивановича Бартенева. Но главное, конечно, не в этом. Титулы и звания почти никогда не передают истинного лица человека. Бартенев не просто много сделал для истории, он жил ей. Его интересовали люди в истории, их память, их свидетельства, поиском и опубликованием которых он с неутомимым усердием занимался всю жизнь.
Бартенев родился в селе Королевщина Тамбовской губернии. Его отец — Иван Осипович Бартенев — профессиональный военный, участник всех Александровских войн, геройски отличившийся при Бородине, дослужился до полковника. Мать — Аполлинария Петровна Бурцова — была родной сестрой знаменитого гусара, «еры, забияки», воспетого Денисом Давыдовым. (Кстати, и дети Петра Ивановича люди довольно известные: сын Сергей — пианист, ученик С. И. Танеева, дочь Надежда принимала участие в экспедициях по Уссурийскому краю и на Памир, другая дочь, Татьяна (в замужестве Вельяшева) — художница, ученица Родена.)
Бартенев закончил гимназию в Рязани, поступил в Московский университет. Ему читали лекции Грановский и Соловьев, Шевырев и Погодин, Катков и Буслаев. Уже в студенческие годы Бартенев показал себя человеком необыкновенной трудоспособности, каковым и оставался до конца жизни, убежденно считая главным пороком леность. «Дед, — вспоминает Сидорова-Бартенева, — был живым примером трудолюбия, усидчивости и добросовестности в труде… Он и зиму и лето ежедневно вставал в 3–4 часа утра, сам грел себе кофе или чай в кабинете на спиртовке, не будя никогда слуг, садился за работу по Архиву и при свете ночной свечи, не разгибая спины, работал все утро, и к тому времени, когда просыпался весь дом, дед уже успевал устать от работы».
По окончании университета Бартенев служит в Московском архиве Министерства иностранных дел, затем отправляется за границу. В Лондоне посетил Герцена и передал ему для опубликования — что долгое время оставалось тайной — «Записки» Екатерины II, которые произвели настоящий фурор в Европе да и в России. Вернувшись в Россию, Бартенев становится заведующим библиотекой Черткова, богатейшим книжным и рукописным собранием, впоследствии переданным в Румянцевский музей. Его основной работой было издание «Архива князя Воронцова» (это 40 томов (!), к которым можно прибавить выпущенные Бартеневым позже 4 тома сборника «Осьмнадцатый век» и две книги «Девятнадцатого века»). А с 1863 года Бартенев начал издавать журнал «Русский архив», до сих пор остающийся важнейшим источником исторических материалов.
Изучением архивов, изданием рукописей деятельность Бартенева не ограничивалась. Еще в университетские годы он познакомился с Хомяковым, Самариным, Аксаковым, Кошелевым, Киреевскими, Елагиными, встречался с Гоголем, Чаадаевым, состоял в переписке с Соболевским, Вяземским, Плетневым, а позднее с Тургеневым, Достоевским, Писемским, Мельниковым-Печерским. Он консультировал Л. Н. Толстого в ту пору, когда Лев Николаевич создавал «Войну и мир» (современники даже несколько преувеличивали степень участия Бартенева в создании эпопеи). В его архиве значатся имена двух тысяч корреспондентов, с которыми он вел переписку. А позже, когда сам Бартенев стал историей, с ним встречались знаменитый пушкинист Цявловский, назвавший Бартенева основателем отечественной пушкинистики, Брюсов, Борис Садовской, оставивший замечательный поэтический портрет Петра Ивановича:
Халат, очки, под мышкою костыль, Остывший чай, потухшая сигара, А разговор живого полон жара, Свивает с прошлого столетий пыль. От детства возлюбя родную быль, Чуждался ты житейского базара И в наши дни безумства и угара Хранил московский быт и русский стиль. В стране теней и ты теперь далече, Но помнятся мне старческие речи, Лукавый взор и благодушный смех, Твой памятник — путь «Русского архива», Где наши дети будут терпеливо Бродить среди столбов твоих и вех.
Бартенев умер, полностью подготовив к печати очередной номер своего «Русского архива». В предсмертном бреду говорил о Екатерине II и Пушкине.
К. Н. Батюшков (1787–1855)
«Батюшков был небольшого роста, у него были высокие плечи, впалая грудь, русые волосы, вьющиеся от природы, голубые глаза и томный взор. Оттенок меланхолии
