хотели мира! — выкрикнул я.
— Люди пришли, потому что хотели сюда попасть! — отрезал Перт.
— Вообще, это так, — поддержал его Конральд. Два мординца тоже согласились. Латон, стоило мне на него посмотреть, едва заметно кивнул. Но под более пристальным взглядом, решил открыть рот снова:
— Я бы хотел сказать, если Бавлер позволит, — поняв, что он хватанул лишнего, здоровяк старался говорить максимально вежливо.
— Говори, — ответил я, но тоже не так повелительно, как прежде, однако, максимально корректно, насколько я мог это сделать в своей ярости.
— Перт прав, — коротко сказал Латон.
— Продолжай. Ты ведь не все сказал?
— Нет, не все, — он снова осмелел, но не рискнул больше повышать голоса. Все остальные помалкивали. — Мы решили перебраться сюда. Захотели. Опасались, действительно боялись, что ничего хорошего не будет. Я долго колебался, но все же прибыл к тебе, Бавлер. И, я уверен, даже те солдаты из Пакшена, которые пришли сегодня, дождавшись, когда верхние уедут за реку, сделали это сознательно. Сейчас все меняется.
— Про перемены я еще не слышал, — язвительно ответил я. — Что насчет этого ты скажешь?
— Бавлер, уж если ты начал слушать, так изволь. Не надо злиться на меня. Ты больше злишься на себя. Что не успел, не смог. Не сделал то, что должен был сделать. Ведь так?
Я сжал кулаки так, что костяшки захрустели. Что еще за психологию он мне тут устраивает⁈ Но при этом в чем-то он оказался прав.
— Ты молчишь, Бавлер. Молчишь, потому что знаешь, что на самом деле винить никого не стоит. Ты здесь сколько? Два? Три месяца? И ты многое успел. И своим успехом ты привлек сюда множество людей, которые поверили в тебя. И пойдет на войну они не для того, чтобы исполнить твою волю. А потому что у каждого из них будет причина.
— Причина умереть? — горько усмехнулся я. — Нет, ни за что не поверю, что есть люди, которые готовы умереть. Отдать за что-то жизнь. За свободу — да, поверю. Восстание против жестокости и тирании…
— Вот! Бавлер, черт тебя дери! — заорал Конральд. — Да, вот. Вот оно! Наконец-то, чтоб тебя, ты понял, в чем дело!
Я заткнулся, пытаясь вдуматься в смысл его слов. Но поскольку сам раздумывал над тем, что сказать, не сразу додумался. Разве нельзя считать тиранией постоянные войны, которые не имеют конца и результата? Этот вопрос я задал собравшимся после некоторого времени, которое мне все же пришлось потратить на размышления.
— Дошло-таки, — проворчал наемник.
— Не совсем верно, — отметил Бериленс. — Но в целом, если смотреть на нашу ситуацию исторически…
— Чтобы смотреть исторически, нужны ученые, — встрял Латон.
— Да, верно. Нужен историк, — согласился мординец. — Нужен, но их… их крайне мало…
— Так, хватит! — снова повысил голос я. — Вы начинаете говорить не о том! Сейчас — почти полночь. Рассвет — в безопасности, а я — в ярости! Потому что вы предлагаете мне такие вещи, которые здравым людям просто прийти в голову не могут.
— Бавлер, — почти ласково сказал Конральд. — Ты же понимаешь, что с севера к нам идут беженцы — или угроза. Так почему не устранить угрозу, пользуясь ситуацией? Ведь в ярости сейчас не только ты. В ярости сейчас находится весь Рассвет.
— Вот именно, — подхватил Латон. — У десятков и сотен жителей Рассвета родня осталась по ту сторону. Ты можешь плюнуть на это все или подчинить себе северные регионы. Не останавливаясь на возвращении Валема.
— И вы все это поддерживаете? — я посмотрел на каждого. И каждый с той или иной степенью уверенности кивнул мне. Я ощутил, что моя личная ярость постепенно отступает. — Хорошо. Раз поддерживаете вы, тогда нам действительно надо поговорить с людьми.
Глава 2
От разговоров к делу
Меня сильно беспокоило, что в действительности скажут люди. И подозревал, что многие слукавят. Полночь. Усталость. Тревога от только что ожидаемого нападения, которая пришла сразу же после активной подготовки к обороне. Этого всего достаточно, чтобы девяносто девять процентов могли отказаться от новых действий.
Да и мне следовало бы дать им передохнуть. Правда, Конральд и, почему-то куда сильнее, Перт дружно начали уговаривать меня двинуться вперед. Я подумал сперва о том, что Отшельник наверняка даст дельный совет. И в итоге ощутил такой укол, который никакая совесть не могла выдать.
А ведь я этому старику доверял. Но именно он оказался тем самым предателем, который, похоже, и развернул эту историю. Сбежал, выдал все наши тайны. За что? За удобную кровать и еду повкуснее?
Я просто кипел от злости, но вернувшись к людям, которые собрались возле недостроенной таверны, объявил всем, что выступать будем перед рассветом. И уточнил, что имею в виду не поселение, а именно время дня.
Некоторые нервно посмеялись, но зато с улиц ушли почти все. Не две трети и не три четверти, а буквально почти все. Остались единицы. Остался лейтенант, который после выдачи распоряжений вернулся к своим.
Я подумал, что надо бы разделить новичков на как можно меньшие группы. После предательства Отшельника я видел угрозу теперь во всех новеньких. Да и старенькие мне тоже казались не такими уж лояльными.
Раз Конральд, Перт и даже Латон умудрились так явно отстаивать свою позицию!
— Ты сопишь так громко, что тебя слышно на другой стороне улицы, — добродушно пошутил Кирот. Торговец сплел толстые пальцы, сцепив руки на груди. — Тебе сделали непристойное предложение?
— А ты решил, что сейчас самое подходящее время для дружеских шуток, Кирот? — вспыхнул я, не собираясь остывать.
— М, нет, — и не подумал обижаться тот. — Но, видишь ли, я тут задумался над нашими новыми статусами.
— Похоже, что ты тоже намереваешься сделать мне какие-то странные, нелепые или даже непристойные предложения?
— Я подумал, что нам надо начинать торговлю, — негромко заявил Кирот. — Полагаю, что при наличии у нас большого количества рабочих мест мы можем наладить производство мебели не только для себя, но и для других селений. Цены могут быть не самыми высокими. Более того, я бы даже предусмотрел бартер.
— Мешок картошки за стул, два — за стол? — я дернул бровью, отчего-то успокаиваясь на нашей экономической тематике. —
