немыслимо для Оноды, и он снова решает, что Сузуки явился с заданием его обмануть. Он упирает дуло винтовки Сузуки в лоб.
— На самом деле война не кончилась. Фронты сместились, только и всего.
Но Сузуки непоколебим.
— На Западе Германия проиграла войну. Она капитулировала за несколько месяцев до Японии.
— Нет, — говорит Онода, — война продолжалась, война на Западе продолжалась. Я своими глазами видел доказательства.
— Что? Что вы видели?
— Я видел, как волна за волной над головой пролетают американские военные самолеты... Они летели прямо туда, в том направлении. На запад.
— Когда это было?
— Это длилось годами.
— А когда началось?
— В 1950-м. Бомбардировщики, и транспортники. И военные корабли.
— Это была Корейская война.
— Корейская война? Какая корейская война? Корея — наша.
— Коммунисты выбили оттуда Японию. Потом США начали войну с коммунистами.
— И проиграли.
— Наполовину проиграли, наполовину выиграли. Корея теперь разделена на коммунистический Север и капиталистический Юг.
Оноде сложно воспринять столько всего зараз.
— Но истребители, истребители никогда не прекращали полеты.
— Что за истребители? Когда?
— Они всегда летели на запад. Американские самолеты прямо над моей головой. Их было все больше и больше, начиная с 1965 года — крупные формирования.
А на воде — целые флотилии, все чаще, все многочисленней. И вы хотите, чтобы я поверил, что война закончилась?
— Это была война во Вьетнаме.
— Что?
Онода откидывается назад. Это долгая ночь. Цикады, безразличные к войне и миру, к тому, кто и как называет войны, снова усиливают свой монотонный стрекот. Это их война, а возможно, их переговоры о мире, которые мы не способны понять. Луна. Ранний свет наступающего дня делает ее бледнее и бессмысленнее. Так было всегда, еще до появления людей.
Не сговариваясь, Онода и Сузуки одновременно поднимают на нее глаза.
— Люди были на Луне, — тихо говорит Сузуки, с опаской, словно не желая сразу раскрывать слишком много шокирующей информации.
— Когда? Как?
— Меньше пяти лет назад. Мне неприятно об этом говорить, но их туда доставили ракеты американцев, наших бывших врагов.
— Америка по-прежнему наш враг.
— Уже нет. Они даже приезжали к нам на Олимпийские игры4.
— Я знаю об играх, — говорит Онода.
— Откуда? — удивляется Сузуки.
— Вражеские агенты разбросали по острову тщательно сфабрикованные японские газеты. Некоторые выглядели правдоподобно, но это только чтобы выманить меня из джунглей.
Онода надолго умолкает.
— Я продолжу свою войну. Я сражаюсь уже тридцать лет, и меня хватит еще на несколько...
— Но факты, которые...
— Я подумаю об этом, — прерывает его Онода.
— Что должно произойти, чтобы вы прекратили воевать? — тихо спрашивает Сузуки.
Онода думает.
— Сброшенные с самолетов листовки, в которых меня просили сдаться, были подделкой. Я могу это доказать.
Он говорит это больше для себя, чем для неизданного гостя.
— Есть только одно условие, при котором я сдамся. Только одно.
— Какое? — спрашивает Сузуки.
— Если бы один из моих командиров пришел сюда и отдал мне приказ прекратить боевые действия, тогда бы я сдался. Только тогда.
Сузуки подхватывает эту мысль.
— Давайте я попробую кого-нибудь привезти. Однако сначала нужно, чтобы кого-то из тех офицеров вернули на службу. По новой конституции, у Японии очень маленькая армия, исключительно оборонительная.
Сузуки прикидывает.
— Я могу вернуться в Токио через два-три дня. Затем еще примерно десять дней на то, чтобы все организовать... Через три недели я могу снова быть здесь.
Онода на секунду задумывается.
— Звучит здраво.
Сузуки торопится:
— Что вы об этом думаете? Мы встретимся снова, прямо здесь, на этом месте. Я приведу одного из ваших начальников. Никаких филиппинцев. Никого больше. Только он и я.
Теперь Онода говорит официальным тоном.
— Я согласен. Но если вы попытаетесь обмануть меня, я без предупреждения открою огонь по вам и тем, кто будет с вами.
Никакого рукопожатия, лишь едва заметный поклон. Мужчины не касаются друг друга. Сузуки испытывает воодушевление.
— Я могу вас сфотографировать?
— Нет, — говорит Онода. — Разве что мы оба будем в кадре.
Сузуки немедленно достает камеру. У него нет штатива, он кладет ее на рюкзак и отпрыгивает назад к Оноде, присевшему на землю в двух метрах от него.
— Сейчас будет вспышка. Вы даже примерно не представляете, какой сенсацией станет это фото.
— Держите мою винтовку, — говорит Онода, — это будет доказательством того, что я вам доверяю.
Их обоих освещает вспышка. Онода оценивающе смотрит на Сузуки.
— Частично. По крайней мере, частично.
АЭРОДРОМ ЛУБАНГ
Декабрь 1944 года
Это небольшой аэродром. Поросший травой, потрескавшийся асфальт не ремонтировался годами. Несколько приземистых зданий на заднем плане, ржавые крыши из гофрированного железа, все в разной степени запущенности. За аэродромом — открытый океан; к северу, в дымке, маленький остров Кабра. Японский военно-транспортный корабль стоит на якоре недалеко от побережья. Маленькие неповоротливые десантные суда принимают японских военных на борт. Батальон усталых солдат прибыл в часть. Они еще не до конца отчистили форму от грязи джунглей, многие в резиновых сапогах, которые, должно быть, отобрали у местного населения. Двигаясь к кораблю, они минуют два сильно поврежденных истребителя, убранных со взлетно-посадочной полосы.
Майор Танигути5 и Онода, оба тридцатью годами моложе, стоят в тени пустого ангара. Онода, вытянувшись в струнку, получает приказ от командира. Речь майора звучит официально.
— Лейтенант Онода, я передаю вам приказ штаба.
Онода еще больше выпрямляется.
— Господин майор, лейтенант Онода для получения приказов прибыл.
— Вы здесь единственный, кто имеет навыки ведения скрытой войны и обучен партизанской тактике.
— Так точно, господин майор.
— Вот ваш приказ, — говорит Танигути. — Когда наши отряды покинут Лубанг, вы должны удерживать остров до возвращения Императорской армии. Вы будете вести партизанскую войну, защищая эту территорию, чего бы вам это ни стоило. Вам придется принимать решения самостоятельно. Никто не будет отдавать вам приказы. Вы предоставлены сами себе. С этого момента нет никаких правил, вы устанавливаете их сами.
Онода неподвижен.
— Так точно, господин майора
— Единственное правило, — продолжает Танигути, — вы не можете покончить с собой. Если вас захватят, вы должны дезинформировать врага.
Майор делает знак следовать за ним
