сразу отхватил подзатыльник. Потерев ушиб, он ещё больше рассмеялся.
— Брюллов, ты либо идиот, либо мазохист. Одно другого хуже, — строго сказал начальник. — Пассковский, хватит сидеть! Подняли задницы, и бегом выполнять свою работу, — вскинув руку, указал он в сторону выхода. — Если будет ещё одна жертва, я вас уволю, а потом прибью. Живо! — разделяя каждое слово, закончил начальник.
Мы с Максом поднялись и направились в кабинет, где нас уже давно ждал Сергеич. Кстати, о нём. Мужик он отменный, ещё ни разу не выполнил свою работу плохо, но он не будет сюсюкаться и стараться говорить помягче, такова его прямолинейная натура. Не скажу, что он многословен: обычно говорит по делу, и никаких душевностей. Но я заставал его и за душеизлиянием. Впрочем, как и он меня. Редкий случай. Неопытный человек счёл бы его грозным дядей. Внешний вид буквально кричит об этом: высокий, стройный, хорошо сложенный для своих 45, любит ходить в классической одежде. Аккуратная стрижка, тёмно-русый волос, карие глаза. В общем, «загадочная натура», — как говорит Макс.
Мы открыли дверь. Он сидел за столом и что-то писал.
— Привет, Сергеич. Ну, как дела? — спросил мой товарищ.
— Здравствуйте, ребята, — сказал он, отложив всё из рук.
Выглядел Сергей Сергеич, как всегда, строго: чёрная водолазка, пиджак, грозное кольцо на пальце и классические брюки.
— Что можешь сказать по поводу новой жертвы? — спросил я, усевшись в кресло, стоящее напротив.
— Ждите новую, — кратко ответил Сергеич.
— О! Лера была права: ты скажешь гораздо больше! — съязвил Макс.
Грозный взгляд метнулся в его сторону.
— Ну что? — ответил с недоумевающим лицом парень и притих.
— Точно серия? — решил удостовериться я.
— Миллион процентов. Он оставил подтекст, так не поступают бытовушники, — сказал психолог и стал расхаживать по кабинету.
— Какой? Что можешь сказать по прототипу? — не отставал я.
— Это точно мужчина, исходя из Лериного отчёта, причём с манией величия. О мании свидетельствует надпись на ладони. Жестокость, присущая преступнику, говорит о неустойчивом эмоциональном состоянии во время убийства и перед ним. Если бы он хотел просто её убить, то остановился на пяти — шести ударах, дабы исключить возможность спасения девушки. Использование миорелаксантов, скорее всего, связано с его медицинским образованием, ну или кто-то из его знакомых — хирург.
— Почему?
— Достать их трудно, только по рецепту. Это тебе не зелёнка. Да и дозировку надо рассчитать.
— О, он взвесил тело перед убийством! Сидит на правильном питании? — пошутил Максим.
Мы неловко рассмеялись. Даже серьёзный Сергеич не смог сдержать ухмылку. Глупая шутка, но с таких трудней не смеяться.
— Не думаю. Можно на глаз предположить вес. Да и взять погрешность +/- 1 кг, — улыбаясь, говорил психолог.
— Так получается, нам нужно искать медика? — задал вопрос Макс.
— Не опирайтесь на это. В конце концов, я только предположил. Кроме того, миорелаксанты говорят о желании доминировать над жертвой, полный, тотальный контроль и подчинение. Желание безоговорочно контролировать ситуацию.
— Власть? — переспросил Макс.
— Да. Чья-то жизнь в его руках — это самая большая власть из всех доступных.
Мы кивнули, а Сергей продолжил:
— Он амбидекстер.
— Кто?! — уточнил мой друг, наклонившись вперёд и изображая полное недоумение.
— Человек, владеющий двумя руками одинаково хорошо, — пояснили мы.
— Ты как это понял? — спросил наконец-то я.
— Лера сказала, что в каких-то местах раны имеют больший уклон. А такое может быть, только если он перекладывал нож из руки в руку. Ударить с одинаковой силой, будучи правшой или левшой, практически невозможно.
— Интересно. То есть, он умён? — заключил я, считая это удивительной способностью.
— Достаточно. Я бы даже сказал, что умнее вас. Но туман он выбрал не потому, что всё просчитал.
— Любит загадочность? — влез в разговор Брюллов.
— Нет. Это для него некий раздражитель. Он заставляет пройти все фазы.
— Фазы? — не понял я.
— Начинается всё с фазы ауры: он понимает, что что-то изменилось, и эмоции внутри копятся и множатся. Спектр этих эмоций варьируется от наслаждения до гнева, то есть эмоциональная нестабильность. Затем начинается ловческая фаза. Он подбирает жертву. Долго и тщательно, задолго до тумана. Не все серийные убийцы так делают, но в нашем случае он хорошо её знал. После наступает фаза заманивания, то есть, выйдя на улицу в столь поздний час, он внушает доверие жертве. Зачастую убийца кажется безобидным, какие бы странные обстоятельства вас ни свели. Потом фаза захвата. В нашем случае — ввод миорелаксанта. Затем, разумеется, убийство, сопровождающееся большим всплеском эмоций, спокойствием и эйфорией. А дальше — самое интересное. Фазы тотема и депрессии. Убийца понимает, что ему этого мало и нужно ещё. Что жертва, так тщательно подобранная, не подходит, из-за чего он впадает в подавленное состояние, пытаясь прокрутить в голове такое приятное событие как убийство. Он будет думать об этом до тех пор, пока снова не наступит первая фаза.
— Замкнутый круг какой-то, — пояснил сам себе Макс.
— Именно. Причем туман — обстоятельство непростое. У преступника есть какие-то воспоминания, заставляющие его войти в первую фазу. Скорее всего, болезненные. К тому же туман убедил его в безнаказанности.
— Хорошо. Допустим. У него много смысла в деталях? — спросил я.
— Да. Вы даже не представляете, насколько. Место тоже тщательно продуманно. Это не «главное убить», это — «главное КАК убить».
— Жутковато, — выдохнул Макс, не сводя взгляд с Сергеича.
— Немного. «E2E4» тоже написаны неспроста. Он хочет, чтобы его услышали, увидели все вокруг. Убийца хотел резонанса, поэтому выбрал главную улицу города, напичканную камерами, и именно поэтому написал на ладони послание. Он хочет внимания СМИ, — произнес Сергеич.
— Зачем? Он хочет в тюрьму? — недоумевал я.
— Любит душ с мылом, — пошутил Макс.
— Вам его не понять, и это нормально. Думаю, что он только начал. И переодевание — это тоже своего рода подсказка. Он переодел её в белое, и, как мне кажется, в этом есть какой-то смысл.
— Понятно. Это всё? — спросил напоследок я, вставая с кресла и забирая кожаную куртку со спинки стула.
— Ну, вроде бы. Но без
