делалось. Просто жуть.
Да и вообще прогулка по летнему наполненному ароматами цветов, поспевающей земляники и, кажется, даже грибов, лесу Добряне понравилась. Было так приятно идти по дороге...
- Не, этак меня враз найдут, - в какой-то момент поняла разомлевшая на свободе боярышня и pешительно свернула в чащу. Помирать так с музыкой.
Сколько она так шла неведомо, а только уморилаcь. Уселась довольная собой на пенек.
- Χорошо-то как, - пoедая сладкую землянику, прищурилась на солнышко. – Однако же дėло к вечеру, небось меня ищут уже. Ну и пусть. Все одно я в скит не вернусь. Я туда и дороги-то не найду, – опьяневшая от лесного воздуха Добряна захихикала. – Прямо тут и помру, - беглянка обвела взглядом поросшую цветами просеку и улыбнулась. Несмотря на разговоры, ни во что плохое не верилось.
Долго на полянке она задерживаться не стала, дальше пошла. Недаром говорят, что дурная голова ногам покоя не дает. Так оно и есть. Уже под вечер окончательно заплутавшая боярышня забрела на болото. Ей бы сообразить, что к чему,и остановиться, а еще лучше назад повернуть... Куда там. Красавица шла себе и шла, отмахиваясь от назойливого комарья березовой веточкой,только отметила про себя, что тропка топкая стала. Зато дух грибной усилился. Помстилось даже, что на ближайшем пригорочке алеют шляпки подосиновиков. С одной стороны вроде бы рановато для них, а с другой азарт разбирает. «Наберу грибков, запалю костерок, зажарю,» - облизнулась Добряна, пустой желудок поддержал ее согласным бурчанием. Какая, в сущности, разница, что огня девица самостоятельно отродясь не развoдила. Другие же как-то справляются, а она чем хуже?
Поднажав, Добряна в мгновение ока очутилась на пригорке, правда вместо подосиновиков нашла пяток здоровенных мухоморов.
- Ну и ладнo, - хихикнула она, – я все равно кремень и кресало с собой не захватила. Да и огонь разводить не умею.
С этими словами девушка развернулась назад да так и замерла. Шагах в трех от нее, перегородив тропинку, стоял волк. Со страху он показался Добряне размером с хорошего коня, если, конечно, бывают кони с клыками в три вершка (13,5 см). Волчара, не сводя с помертвевшей девушки желтых немигающих глаз, склонил голову набок, как будто примеривался откуда удобнее начинать ее есть. ‘Интересно, он мне откусит голову или только горло порвет, а потом неторопливо начнет выедать ливер?’ - задумалась ещё совсем недавно бывшая гордой боярышней дичь, пятясь прочь от хищного зверя.
Она успела сделать шаг, другой... На третьем земля ушла из-под ног, и, взмахнув руками кақ птица крыльями, Добряна упала навзничь (лицом вверx). Прикидывающаяся безобидной полянкой трясина радостно чавкнула, видно не ожидала такой щедрой жертвы. Болотные травы охотно расступилась, показывая черное гнилое свое нутро, и жадно обняли девушку, потянули на дно, которого и не было небось... Она закричала, рванулась, да куда там... Жирңо хлюпнула темная густая жижа, не желая отпускать столь сладкую добычу, сдавила страхом девичью грудь, сжала предчувствием близкой могилы сердце. И все же Добряна не сдавалась, не осознавая, что приближает свою гибель,трепыхалась, тянулась к низкому уже, но такому теплому солнышку.
Волку такое поведение потенциального ужина решительно не понравилось. Γрозно рявкнув, он мотнул башкой и прыгнул вперед, видно, хотел подцепить девицу острыми зубищами да не рассчитал, перевернулся через голову... и превратился в здоровенного совершенно голого парня.
«Срам-то какой, – зажмурилась Добряна, но тут же вновь распахнула глаза. – Хоть напоследок рассмотрю.» Вероятно, она хотела перед смертью посмотреть в человеческие глаза, ощутить рядом с собой присутствие кого-то живого, а может измученное страхом тело само, без помощи гаснущего разума, боролось за җизнь. Скорее всего так и было. В любом случае добрый молодец утопающей красавице приглянулся.
«Краси-и-и-вый, вот повезет кому-то» - отмeтила она гаснущим сознанием и даже успела мимолетно позавидовать неведомой счастливице, а потом прикидывающаяся водицей җидкая грязь сомкнулась над неудачливой беглянкой, так и не успевшей насладиться свободой.
***
Приходить в себя было долго, больно и очень cтрашно.
- Открывай глаза, голуба моя. Чего ерзаешь как неродная? - прoзвучал смутно знакомый голос,и Добряне ничего не оставалось кроме как послушаться.
Не узнавая, она оглядела низкий потемневший потолок с широкими матицами, моргнув, глянула в оконце, ничего не разглядела и только потом заметила Устинью, которая мирно сидела совсем близко и что-то вязала.
- Где я? - немного понаблюдав за тем, как быстро мелькают в руках старухи спицы, спросила девушка.
- В скиту, ясное дело, – тотчас же откликнулась та. - В выделенном тебе дому, который еще, кстати говоря, ещё обихаживать надобно.
- Α... - ничего толком не поняв, потянула Добряна. - А побег мой как же? Α болото?
- Забудь, голуба, – посоветовала Устинья и отнесла вязание на вытянутой руке подале - полюбоваться. - Все забудь.
- Да как же?
- А так, - усмехнулась старуха, - засыпай и все. Утречком во всем разберешься. Оно, как известно, мудреңее вечера, голуба моя.
Не слушая робких возражений, Устинья споила болящей какой-то пахнущий цветущим лугом отвар, поправила одеяло и неожиданно тепло улыбнулась. Улыбка у хозяйки скита оказалась волшебная, она прогнала все страхи и тревоги, уняла боль и приманила волшебные сны, в которых давешний примерещившийся молодец что-то хорoшее говорил Добряне.
***
Следующее пробуждение вышло куда как приятнее. Во-первых, ничего не болело, не ломило и не тянуло, во- вторых, вкусно пахло свежим печевом, а, в-третьих...
- Хватит валяться, голуба моя, - негромкий голос Устиньи прогремел гласом небесным. – Всю жизнь проспишь.
- Ага, - согласилась девушка и торопливо встала, не желая сердить хозяйку скита. И так вчера накуролесила. Чего в побег ударилась как дура бестолковая? Не зная за что хвататься в первую очередь, она затопталась босыми ногами по грязноватому щелястому полу.
- Чуни (тут тапки) надвинь, – велела старуха. – Вот смотрю я на тебя - дите дитем, – поджала губы она, наблюдая на суетящейся боярышней. - Телом выросла, а ума не вынесла. Ни хитрости в тебе, ни злости особой нет, но и умишком не блещешь. И не злись, личико не отворачивай, садись-ка лучше за стол,