Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 4
кричала кому-то от ворот, но выйти, видать, боялась. Под окнами чернел тот же скрюченный силуэт, что привиделся Никите днем. Сухая старуха сверлила взглядом окно, будто видела сквозь него обомлевшего Никиту. Бабка Аня осыпала старуху отборной бранью, таких слов Никита даже слыхом не слыхивал, а за ворота — ни шагу.
Старуха так постояла ещё минуты две-три, убедилась будто, что Никита окончательно проснулся и начал соображать, повернулась к бабке и кинула сухо и отрывисто:
— Последняя ночь осталась, Анна. Решай сейчас, с кем ты. Второго шанса не будет
… И пропала. Вот так просто — раз, и пропала. Ноги у Никиты подкосились, он неуклюже шлёпнулся задом обратно на кровать.
Бабка тяжело прошелестела в комнату, опустилась на стул и долго молчала под буравящим взглядом внука. Наконец решилась и начала рассказывать.
* * *
Была Анна красивой, работящей, но очень уж своенравной. Парня выбрала сама. Не остановило её, что влюблен был Степан в тихоню Настю. Задумала на себе женить — не отступишься. А Степан все по своей Насте вздыхал, вот уже и день свадьбы назначили. Анна скрипела зубами, зло ночами плакала в подушку и решилась в итоге на страшное.
За дальним полем, на берегу, аккурат возле разрушенной мельницы жила старая Сычиха. Была она дочерью мельника. Но поговаривали в деревне, связался мельник с нечистью, от русалки прижил свою дочку. Сказки — не сказки, мельник помер давно, а дочку его все старались обходить стороной. Считалось, что ведьмачит она, тайком ночами бегают к ней девки да бабы, чтобы зелья какого прикупить да от нагулянного дитёнка избавиться. А ведьма топит плод с последом в омуте — кормит чертей. Анна в сплетни не особо-то и верила, все-таки комсомолка, не дремучая баба деревенская. Но, когда чешется, и не туда побежишь. Собрала с вечера нехитрый гостинец для бабки, как стемнело, перелезла через жердины да припустила по полю. С речки набежал на поле густой туман, скрыл постыдные девичьи тайны.
Бабка сидела на берегу омута, оглянулась тяжело, показалось Анне, что полыхнули глаза ведьмы огнем.
— Я тут это.. — порядком испугавшись, залепетала Анна.
— Вижу! А знаешь ты, девка, что грех это, большой грех — чужого мужика к себе привязывать?
Анна потупилась.
— Чего принесла — показывай!
Старуха влезла в узелок, выудила хлеб и овощи и, бросив на дорогу, расхохоталась:
— На кой мне трава твоя! Мяса хочу! Младенчиков невинных!
Раскричались вороны в подпев хохоту, послышались завывания и улюлюкания в лесу за омутом. Анна в ужасе развернулась, было, чтоб припустить обратно к деревне, но бабка неожиданно схватила её костлявой жилистой рукой, придвинулась близко-близко и задышала в лицо жарким гнилым дыханием
— Что, девка отдать готова за парня?
Анна удивлённо уставилась на старуху.
— А что ты хочешь?
— Душу твою, конечно. Но душа у тебя, смотрю, мелкая. Много ль с неё выпьешь. Приведи мне человека невинного, чистого, как снег первый. Младенца мне принеси и утопи в омуте! Тогда и Степан твоим будет.
Анна отшатнулась в ужасе, моргнула — стоит одна посреди поля. Ни старухи, ни узелка, ни криков. В тумане вернулась домой да упала на кровать.
С тех пор Анну начали преследовать слова старухи. Каждое известие о новорожденном в деревне — словно нож по горлу. Так счастье её близко и так невозможно.
Приближался день свадьбы Насти и Степана. Анна ночами не могла спать. Лежала, раскидавшись на жаркой кровати и думала, думала, думала.
Красть младенца и топить его в омуте — дело ужасное, но мысль, что Степана она скоро потеряет бесповоротно, не давала ей покою. И однажды Анну осенило: старуха сказала, нужна ей душа чистая. А это ж необязательно младенец. Вон, Наська, убогая — зла никому в жизни не причинила. Над муравьём раздавленным и то рыдать готова.
И Анна начала действовать. Подружилась с Настей, начала ей нашёптывать, что Степан — не дурак на других девок поглазеть. Растает настина молодость — уйдет Степан к другой. А если девка до свадьбы ночью не побоится и умоется водой из Мельничьего омута, то красота её сохранится до самой смерти. В конце концов Настя подружкиным словам поверила и ночью побежали они к омуту. Настя наклонилась над гладью зачерпнуть воды, а Анна и столкнула её.
Утром родители хватились Насти, искали всей деревней, облазили все окрестные леса и овраги, речки и колодцы, но девушку так и не нашли. Степан погоревал с месяц да и, неожиданно для всех, женился на Анне.
Та поначалу нарадоваться не могла на мужа, но потом началось страшное: Степан запил. А пьяный был он страшен, колотил Анну, даже когда она уже ребенка носила. Младенца она тогда потеряла, сама чуть в крови своей не утонула и чудился ей в беспамятстве хохот ведьмы.
— Отдай младенчика, отдай!!! — Кричала старуха.
Вскоре началась война, Степана забрали на фронт, и домой он больше не вернулся. Получила Анна похоронку, спрятала её подальше и больше Степана не вспоминала. После войны мужики домой не вернулись. Бабы старели, дряхлели, только Анна оставалась все такой же, как и в молодости. Косились на неё в деревне недобро, да вскоре кто умер, кого дети забрали из глуши и осталась Анна одна в деревне. А потом снова начали появляться люди. Правда, что это были за люди, Анна даже думать боялась. С виду вроде человек — человеком, а присмотришься — что-то не то с ним. Чертовщина какая-то, словно марево вокруг вьётся. И глаза у всех мёртвые, чёрные, бездонные. Анна даже съездила в церковь, приняла крещение, икон навезла, ночью к дверям не подходила.
А однажды в деревне появился Степан!
Анна, как его увидела, аж обомлела. Замерла посередь дороги, прижала платок ко рту.
— Степан!?
Мужчина оглянулся, оглядел ее с ног до головы.
— Вы, — говорит, — ошиблись. — Меня Иван зовут. Недавно с женой мы тут. А вы давно здесь живёте?
— Да всю жизнь, считай и живу.
Не было в Иване ничего бесовского, Анна и успокоилась. Скоро и сдружилась с соседями. Да так сдружилась,
Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 4
