за светляки зимой?
– Это не светляки, майор, это странная ведьма с фонарем, давно сидит тут на обочине, говорит, ждёт своих, подсвечивает им.
– Здесь никто не пройдёт, это наша земля, скажите, чтоб уходила.
– А она не с дороги ждёт своих, говорит, ждёт из ада. Тем, кто приходит из ада, особенно нужен свет.
~
Так кричала стая Акки с горы Кебнекайсе: спасайся.
Так звучали стоны береговой дуги: беги.
Так маяковали всполохи утренней зари: замри.
Так шептали голоса моей души: дыши.
~
Ярость бурлящей лавой через жерло вулкана выпускаю, боль людскую пережигаю, раны солью океанов и морей засыпаю, души детей своих горными ручьями, как слезами, очищаю, всё прощаю им, всё прощаю.
Шёпотом ветров читаю молитву, глядя на эту битву, ставлю крест по четырём сторонам света,
ещё ваша Земля, ещё ваша планета.
~
Я помню время, когда деревья были большими, огромный лес и Бога в нём, я помню время, когда мы не спешили и просто жили каждым днём.
~
Когда Хранитель времени с фонарем в руке вступает во мрак, он не ожидает приветствий и похвал, он ищет знак. Помнит он, что на контрасте со светом мрак становится ещё темней, вместилищем нечести, нелюдей, теней. Хранитель подносит фонарь к лицу, смотрит в глаза, ищет Человека, как давно он его не встречал, более полувека. Благородное дело – искать своих, по свету глаз, по отпечаткам дел, Хранитель ищет, не отступает, среди стариков, среди детей, что явишь ему ты, когда он придёт к тебе?
~
Брат на брата, сын на отца, свод небесный опустился на землю, разная правда, а боль одна, которую всё больше терпим. Позволить другому быть другим, позволить себе быть собою: ещё одна жизнь, один шанс, один миг, дарованный мне судьбою.
~
Время говорить прошло, сейчас время молчать, слушать удары сердца (совпадают ли они с ритмом земли?), смотреть внутрь. Где-то там глубоко посажено семечко новой жизни, нужно направить туда своё внимание и взрастить его. Если смотреть, всегда увидишь. Я вижу могучий дуб, в тени его ветвей можно укрыться в полуденный зной. Посиди со мной. Здесь, на перекрёстке всех миров, здесь, в луговых травах вечности, здесь, где грусть переплетается с счастьем и становится покоем. Предки держат корнями, дети тянутся ветвями, я стою. Стою ещё один круг жизни.
~
Рано или поздно чары развеются, но что увидим мы, сын, когда спадет этот морок? Строили мы мосты или возводили стены, что увидят дети твои, когда придёт их срок? Будет ли им стыдно за нас, нерадивых, или будут нас славить они на века? У меня нет ответов, одни лишь вопросы, всё покажет времени река. Я ношу тяжёлые камни, для моста они иль для стены? Где та мера, которой измерить все поступки мои и мечты? Я уже совершала ошибки, совершала их тысячи лет, всё равно я надеюсь на чудо, хотя все говорят – его нет. Что увидим мы, сын, что пожнем мы? Для кого-то давно не секрет. Лишь читающим жизни былины открывается жизни ответ.
~
Она пришла, сотканная из света, и преобразилась – облачилась в земные одежды. Волосы, будто порхающие крылья бабочек, спали каштановым каскадом, глаза-кристаллы засверкали зеленым отливом. Она поприветствовала стихии: вспыхнуло ярче солнце, затрепетали кроны деревьев, зажурчали ручьи, земля обдала ароматом трав и цветов. Она пожала руки, обняла, улыбнулась каждому и всему миру. Пространство наполнилось любовью: так богиня преобразилась в женщину, первую женщину моего рода
~
Уменьшая пропасть между собой и Богом, я увеличивал пропасть между собой и людьми. Я не хотел, но, зачастую дорога оказывалась меньше самого пути. Я шёл по степям, по бурелому, я шёл ночами, я шёл один, я шел неспешно и быстрым шагом, среди развалин и вечных льдин. Я не роптал, я был смиренным, не ведал милости, не ждал наград, и на рассвете я встретил Бога, а он отправил меня назад. Иди, сказал, обратно к людям, ищи меня в глазах других, в природе, в детях, в доме, в книге, в быту, в молитве, в делах мирских.
~
Как изменился мир, смотри, мы уже другие. Сколько пространства для жизни, нового, светлого, неизведанного. Всё по-другому, кто-то там на небе как-то по-другому вращает колесо жизни: по-другому светит солнце, плывут облака, сковывает мороз. Замираю в ожидании.
Смотрящий видит. Чувствующий чувствует. Спящий спит.
~
Просыпается ведьма во мне: ведущая, знающая, ступающая босая по мху, по городскому асфальту. Всё ей по плечу. Что по нраву – собирает в корзину души: там и камни, и сухоцветы, и платье цвета морской волны. Волосы расплетает, опавшие лепестки цветков вишни вплетает в маршруты дня, идёт по городу среди людей, но всегда одна. Знает многое, молчит, держит поле своей глубиной, закрывает на миг глаза, мчит в другие галактики, в северные леса, возвращается с подарками – в руках черника и бирюза.
Мир так устроен: нужно давать и брать. Закон равновесия такой: не получится хлопать одной рукой. Иногда ведьма томится: берет многое, ничего не отдавая взамен, но потом вспоминает, что держит поле своей тишиной, на весах к хаосу добавляет покой, выдыхает и спокойно засыпает собой.
Городской ведьме тоже ведомо многое, как и её лесной сестре, с ней говорят улицы и дома, подмигивают окна, ветер приносит обрывки фраз, звенят колокола. В каждом послании смыслы, загадки, ответы, знаки судьбы: слушай – не слушай, в городе ты не найдёшь тишины. Град переполнен звуками, град звучит, ведьма внимает ему и мчит: на самокате навстречу ветру, волосы распустив, по параллелям и встречным своего пути.
На перекрестке линий толпа и куча зевак, где не узреть ничего – для неё новый знак.
~
Маски более не под силу: слишком искусственны, слишком тяжелы; мы стали прозрачными, почти невесомыми, мы – более не мы. Остро ощущается всё ненастоящее, больно отзывается старая броня, в запотевшем зеркале кто-то отражается, если присмотреться – я уже не я. Самости не терпится сбросить шелуху, облететь окрестности, обогнать пургу; самости так хочется слиться с пустотой и без лишних образов стать самой собой.
~
Ну что я могу ему сказать? Что Бог существует, что он внутри? Сказать: останови мысли, закрой глаза и смотри. Не мне учить его, где искать Бога. Может его Бог не внутри, может его Бог – дорога, по обеим сторонам которой растут ели. Может его Бог – небо с облаками из ваты, из которых приходят метели. Может, Бог его – это развилки,
