* * *
Мы проникли на склад, нашли контейнер, который Флетчер пометил. Он стоял среди целой кучи каких-то ящиков, проволоки и всякого барахла.
Немецкая фирма «Кайпляйц» — наиболее известный производитель ротационных прессов. На изготовление одного уходит почти год, но прессы работали просто поразительно и долго не изнашивались. Поэтому у фирмы всегда хватало заказов от самых известных издательств в мире. Наша страна была их крупным заказчиком. Этот пресс отправляли в Вашингтон, федеральный округ Колумбия.
Мы отодрали несколько досок — внутри был пресс. Все на месте, за исключением арматуры, упакованной отдельно. Когда мы выбрались оттуда и поставили доски на место, я посмотрел на Флетчера и сказал:
— Ничего похожего, Флетчер.
— Но я же говорю, что счетчик...
— Флетчер, я знаю печатное дело от станков Келли до новейших ротаторов. Я сам крутился около этих машин. Ничего похожего.
— Тайгер... счетчик...
— Давай посмотрим на счетчик.
— Зачем?
— Давай посмотрим, хорошо?
— Давай, но он на корабле.
Но счетчика там не было. Флетчер перерыл всю каюту и вернулся с отсутствующим взглядом, держа пустую коробку. Я понял, что произошло.
— Флетч...
— Понимаешь, Тайгер...
Я остановил его:
— Ты — обыкновенный простофиля. За тысячу восемьсот долларов они всучили тебе радарную установку, которая время от времени сигналит, а ты замираешь от страха. Пойми, ты потерял свои деньги, а они нашли человека на борту, который выкинул эту штуку на свалку. Тебя надули, Флетчер, надули дважды! Ты видел таймер на этом прессе?
— Нет.
— У него люминесцентный циферблат. Большой. Он может заставить любой счетчик реагировать черт знает как. Ты на этом попался, дружище!
Он сразу все понял. Мы выбрались из доков, нашли аптеку и выпили там по чашке кофе.
Вскоре мы уже говорили о Панаме, но мыслями он был не со мной. Перед глазами Флетчера были потерянные тысяча восемьсот долларов. Он понимал, что теперь не доберется до Пердеса. Но я сказал ему, что он счастливчик, раз выпутался из этой истории.
После полудня я расстался с ним. Мне пришлось пройти пешком три квартала, прежде чем удалось найти такси и вернуться в отель.
Для жениха денек начинался не слишком весело, но, может быть, мне повезло так же, как и Флетчеру, что я выпутался из этой истории. В четыре часа меня окрутят — и кончено.
Я стал собирать вещи. Мои пожитки вместил один кожаный чемодан. Я хотел позвонить, вызвать посыльного и уведомить, что выезжаю из отеля, как вдруг телефон зазвонил и голос портье спросил меня:
— Вас вызывают, сэр. Будете разговаривать?
Я подумал, что это Рондина, и поспешно ответил:
— Пожалуйста.
В трубке раздался голос Мартина Грейди:
— Тайгер, ты на задании. «Платон».
«Платон» — это серьезно. Убить или быть убитым. Вся структура Америки в опасности. Альтернатива — война!
Глава 2
Я постучал, и Рондина открыла дверь. Она стояла в дверном проеме, высокая и прекрасная. Зеленый домашний халатик, затянутый поясом на талии, приоткрывал совершенную по форме грудь и подчеркивал соблазнительную округлость бедер.
Ее каштановые волосы, подсвеченные сзади солнечными лучами, сияли как золотая корона, а губы трепетали в чудесной улыбке.
— Хэлло, Рондина.
Нет, не Рондина, а Эдит Кейн. Рондина же давно мертва. Она была старшей сестрой Эдит, которая сейчас как две капли воды похожа на Рондину двадцать лет назад.
Годы войны, подумал я, страшные, невероятные годы, которые теперь кажутся нереальными.
Та, первая Рондина, сама выбрала свою судьбу, когда ушла из добропорядочного уютного дома Кейнов в стан нацистов и стала шпионкой. Я же был агентом американской разведки и выследил ее в оккупированной Франции, чтобы убить. Неожиданно между нами вспыхнула любовь... но Рондина вогнала в мою грудь две пули и оставила подыхать. Меня потом долго терзала ненависть...
Я долгие годы носил с собой ее фотографию — прекрасное тело и лицо, которые я не мог забыть. Спустя много лет после того, как она была убита, я встретил Рондину вновь. Нет, не Рондину, а Эдит, ее младшую сестру. Однако для меня Эдит всегда оставалась Рондиной, которую я любил; она не возражала, и за это я любил ее еще больше.
Я чуть не убил ее сначала, потому что подумал, будто это Рондина вернулась с того света. Теперь я убивал бы для нее и ради нее так же, как она убивала бы ради меня.
— Тайгер! — Она протянула руку, которую я жадно хватил. Ее рот был мягким, страстным цветком, горячим, влажным, пальцы вцепились в мои плечи, а я прижал ее к себе так сильно, что мы казались одним человеком, который объят непомерным, всепоглощающим желанием. Но что-то примешивалось к объятию, она это почувствовала. Оторвалась от моих губ, вырвалась из кольца моих рук и посмотрела вопросительно:
— Милый, что с тобой?
У нее был низкий, чуть хрипловатый голос, который меня особенно волновал.
— Давай присядем.
Мы вошли в комнату, и она взяла меня под руку. Как непросто объяснить ей! Я позволил ей напоить меня кофе. Она покорно ждала, и наконец я сказал:
— Придется отложить нашу свадьбу, родная...
Боль, вспыхнувшая в ее глазах, была мимолетной.
Она ушла, оставив печальный блеск, говоривший о многом.
— Ты можешь объяснить мне?
Я покачал головой:
— Нет, прости.
— Но сегодня...
— Я собирался заявить об увольнении. Но это случилось раньше... Дело очень важное, и никто другой не сможет с ним справиться.
— Никто?
— Киска, милая... Это касается безопасности страны и, может быть, твоей тоже. Англия и США связаны так крепко, что случившееся у одних затрагивает и других. Я не могу выбраться из этой истории, не могу ничего объяснить. Ведь и так сказал тебе немало. У нас есть свод правил, который нельзя нарушать до самой смерти, а она всегда рядом. Прости, девочка, но прежде всего моя работа, а уж потом... Ты умница и поймешь меня!
— Это очень трудно. — Она вдруг отвернулась, а губы сложились в жалкое подобие улыбки. — Я даже не знаю, что сказать...
— И не надо. Я быстренько покончу с этим делом и вернусь.
Ее глаза встретились с моими.
— Ты уверен, что вернешься? На этот раз?
— Я всегда возвращался.
