смотрел — его глаза видели, как беснуется Диана, размахивая руками и пытаясь что-то объяснить, однако сам он был далеко за пределами собственного офиса, в котором начиналась вся эта история. История его свободы. Свободы от собственного отца. Он ещё не раз пожалеет об этой свободе…
Глухой удар привёл Германа в чувства. Он медленно повернул голову влево, глядя на склонившуюся перед ним Диану, что явно пребывала не в себе. Михаил и вовсе притих, забившись в дальний угол кожаного дивана.
Диана выпрямилась, убирая кулак со столешницы, тряхнула взъерошенными волосами и демонстративно выдохнула.
— Ну всё… Кажись выговорилась. — Девушка приложила руку к груди, прикрыла веки и помотала головой. — Прямо груз с плеч свалился.
Черноволосая особа подошла к креслу и спокойно присела в него. Ещё раз поправив волосы, девушка обернулась к брату, после чего требовательно уставилась на того.
— Ну так что скажешь, Гера?
Герман уже успел прийти в себя, оценить ситуацию и осознать, что ничего страшного-то по сути и не произошло. Наверное… По крайне мере, ему хотелось так думать.
— Я же просил не называть меня так, — поправив манжеты, сказал Герман.
— И это всё, что ты можешь ответить?! — взъелась эксцентричная особа.
— Мне кажется, я здесь лишний, — неожиданно для двоих донеслось со стороны дивана. Михаил неподвижно глядел на родственников, в полной готовности получить нагоняй. Неизвестно, правда, от кого именно, главное, чтобы не от обоих сразу.
Герман же, в свою очередь, понимал, что не может выпустить Михаила, иначе придётся остаться наедине с сестрой. Последнее, чего хотел бы Герман в этой жизни — остаться наедине с сестрой. Нет… не последнее… Тряхнув головой, Герман вспомнил, как сам предложил Диане поговорить пару месяцев назад. Хотел наладить отношения. Именно тогда в его жизни происходили самые значимые перемены. Именно тогда в его жизнь ворвалась Вероника. Подобно ледоколу она протаранила его хитиновый покров и добралась до самого сердца. Так добралась, что он даже захотел наладить отношения с Дианой. И, честно говоря, эта встреча была ненапрасной. Именно на этой встрече он услышал полную версию всего, что произошло в тот злосчастный день — тот день, когда умерла Лика. Он узнал, почему Диана уехала. Понял, что никакая она не убийца. Он и так это понимал — не верил, что его сестра способна на убийство. Какими плохими не были бы их отношения, всё же они знали друг друга достаточно, они были друг другу не чужими людьми, поэтому Герман вполне мог рассуждать на подобные темы, и быть уверенным, что Диана не способна на убийство или что-то подобное. Одного он только не понимал: почему Диана сбежала. И в тот вечер, сидя с сестрой в уютном ресторанчике, он узнал всё, что хотел бы узнать, чтобы уже наконец можно было сделать первый шаг к их примирению.
Они извинились друг перед другом. Им стало даже как-то легче после этого разговора. А потом, после нескольких минут умиротворительно тишины, он совершил серьёзную ошибку… Он спросил, чем она занимается сейчас… На секунду Диана поперхнулась, закашлялась. Уже тогда Герман понял, что все хорошие новости, сопутствующие этой встрече, закончились, настало время узнать что-то скверное.
— Ну… — убирая салфетку от губ, произнесла Диана. — У меня своё дело.
— Своё дело? — переспросил Герман. Его лоб сморщился. Он точно не ожидал такого ответа. Сделав глоток из бокала, он отставил тот в сторону, вернувшись к разделыванию стейка. — Так и что за дело?
— Я… Я… — Сначала Диана хотела увильнуть, выдумать что-нибудь эдакое, но быстро поняла, что в этом нет никакого смысла. — Короче, — расслабив плечи, сказала она, — я всяких идиотов на бабки развожу. Богатых и не очень. Разных. Но суть всегда одна.
Герман отложил вилку с ножом. Он поставил локти на стол, а пальцы рук сцепил в замок.
— Разводишь… эм… идиотов? Это что… — голова и плечи Германа дёрнулись несколько раз в такт объяснениям, которые он пытался отыскать в своей голове. Но, так и не обнаружив ничего стоящего, он спросил: — Это криминал?
— Ну а как же ещё, Герман?! — тут же возмутилась сестра. — Думаешь, словосочетание «разводить на бабки» можно как-то соотнести с законом? — Диана соединила пальцы на обеих руках, а затем жестом изобразила, будто бы ломает что-то. — Не вяжется, братик. Закон и мошенничество — вещи несовместимые.
В завершение девушка отрицательно помотала головой, чтобы до Германа дошло наверняка.
— И тебя это не смущает? — всё ещё не теряя надежды, поинтересовался Герман.
— А что меня должно смущать? — как ни в чём ни бывало ответила Диана.
Герман снова дёрнул головой. Плечами.
— Не знаю. Например, что наш отец связан с криминалом. Тебе этого недостаточно? Разве недостаточно одного человека, который позорит нашу фамилию?! — раз за разом Герман гневался всё сильнее и сильнее, пока не дошёл до высшей точки кипения, взорвавшись, словно вулкан: — Теперь и ты хочешь обесчестить нашу семью? Обесчестить память о матери?! Чтобы все знали нас, как каких-то бандитов?!
Герман замолк. Он понял, что слишком много людей обратило на них внимание. Закрыв лицо рукой, он попытался успокоиться и прийти в себя.
Да, Диана знала, что их отец связан с криминалом. Она откровенно наврала Веронике, когда говорила, что их отец завязал и начал заниматься благотворительностью. Но даже тогда она действовала из лучших побуждений. Ей было необходимо убедить Веронику в том, что Герман не имеет никакого отношения к криминалу. А теперь ей нужно было убеждать и самого Германа — убеждать в том, что он не имеет никакого отношения к криминалу. Что он никак не связан с их семьёй. Но как? Это ведь её родной брат. Он ведь сам захотел примирения. В тот вечер, в тот злосчастный вечер, сидя в уютном ресторанчике, Диана поняла, что зря согласилась. Зря она решила открыться брату. Он не заслуживает этого, он не должен был узнать, чем она занимается. Но она совершила ошибку. Рассказала ему. И теперь оставался только один выход — снова уйти из его жизни.
Так она и сказала ему перед тем, как поднялась и собралась уходить. Она решила, что уйдёт навсегда. Что больше не потревожит Германа и не заставит Веронику думать, словно её брат хоть как-то причастен
