ничего не видя, и вдруг столкнулась с кем-то у выхода. Знакомый голос. И тут я потеряла сознание, видимо, слишком сильно распереживалась.
– Всё-таки настал этот момент? Как ты, милая, отделалась всего лишь царапиной?
– Что? Вы…
– Накато, помнишь?
У неё был очень красивый говор. Она сильно отличалась от остального циркового сообщества.
– Ах да. Почему вы ещё не дома?
– Как-то так получилось. И, видно, не зря, да?
Мне пришлось рассказать Накате обо всех своих переживаниях за чашкой превосходного кофе. И к моему величайшему удивлению, она меня поддержала. Дала свой номер телефона, сказала, что живёт неподалеку, а значит, в любой другой раз, после подобного обращения со мной моего друга льва, она вновь сможет мне помочь. Так я обзавелась ещё одним другом.
На следующий день я долго раздумывала, стоя возле двери с ключами в руках, стоит ли вообще заходить. Определиться мне помог сам мой Кот. Впервые за всё это долгое время он сам подошёл к выходу. Лев меня ждал. Я вошла, и знаете что? Ласковее Кота я ещё не видела. В тот вечер он позволил мне сделать всё, что я хотела. Даже то, что ему не нравилось.
Так, день за днём льву становилось всё лучше. Он стал поддаваться дрессировке. Если он рычал, его слышала вся саванна и весь город. Я почти глохла от его раскатистого рыка. И тут вдруг я осознала одну потрясающую истину. Это же царь, запертый в клетку! Его можно «надрессировать», но свободу из его сердца никак и никогда «не выдрессируешь». Он долго играл на публику, но не перестал быть Царём. И именно это его удручало. Именно это заставило его тогда напасть на мою предшественницу. Им манипулировали и не давали жить своей жизнью. И ко всему прочему нанесли столько ран. На его теле были и порезы от плетей, и ожоги от тока, и следы его собственных когтей. Видимо, пытался избавиться от жгучей боли. Он не понимал, что своими лапами причиняет сам себе ещё больший вред. Но иначе он и не мог.
Я стала думать, как ещё я могла бы ему помочь. И пока я думала, у моего Кота обнаружилось ещё одно недомогание. Он стал больше двигаться, но захромал на левую переднюю лапу. Стал всё больше и больше прижимать её к себе. Только Адиса обрадовался, как вновь разочарование, ведь хромающий лев не может участвовать в представлении. Я уговорила его пока ничего не предпринимать, и он пошёл на это, но только после приказа не выплачивать мне мою зарплату до тех пор, пока лев либо не выйдет на арену, либо не умрёт.
Накато была рядом со мной всё это время, как и полагается хорошим друзьям. Успокаивала, вселяла надежду, верила. Но эту надежду внезапно разрушил разговор с одной из акробаток. Не стану его пересказывать, но смысл его сводился к тому, что она была за то, чтобы я оставила льва в покое и убила его. Ну, а я никак не могла понять смысла этой жестокости, и какая в ней, собственно, необходимость. Сначала вылечить, а затем этими же руками причинить смертельную боль?Бред!Тогда я твёрдо решила идти до конца, во что бы то ни стало. Но выход предвиделся лишь один. Чёрный.
Прежде чем я успела досконально продумать и реализовать свой план, мой Кот перестал меня радовать послушанием. И мало того, что стал рычать на меня всякий раз, когда я пыталась залезть под его лапу, он напрочь отказывался идти к выходу, и, понятное дело, вообще выходить из своей клетки. Зверь, всем существом мечтающий о свободе, сейчас предпочитал клетку. В его глазах я заметила страх, видимо он думал, что я начну бить его плетьми, как раньше это делала моя предшественница. Но и мои поднятые руки, и корм не смогли убедить льва в обратном. Более того, мои бедные руки были уже истерзаны в результате его сопротивления мне. Он был спокоен лишь пока его гладили и ласкали. Но как только надо было добиться от него желаемого результата – новые царапины незамедлительно возникали на моих руках. Небольшие, но достаточно глубокие. Он сдерживал свою силу, но таким образом давал мне понять, где проходят его границы. Царь, что же ещё тут можно сказать. Накато не понимала моего энтузиазма. Никто не понимал.
Однажды негритянка случайно услышала разговор Инги по телефону и пересказала его суть мне. Медлить больше было нельзя. Либо свобода, либо смерть. Я пошла на последнее, что могло бы придти здравому человеку в голову. В этот вечер на улице было особенно темно, собирался дождь. В этих краях это довольно редкое явление, и я даже не уверена, было ли оно кстати. Я собрала все необходимые для путешествия вещи. Пришла к Коту, когда рядом уже не было ни единой души. Вновь его приласкала, прижалась к нему так сильно, что услышала его сердцебиение. И начала с ним говорить, как с человеком. Просто выпалила ему всё, как есть.
Сначала он приник, положил голову мне на колени. Где-то в его внутренностях раздался тихий рокот, он о чём-то долго думал. Затем поднялся, пронзительно на меня посмотрел и поднял свою лапу. Пришлось посветить фонариком, чтобы рассмотреть, что так сильно его мучило. Я ахнула. Там оказался осколок чего-то металлического, вросший уже очень глубоко под кожу. Все раны на моих руках оказались ничтожно малы по сравнению с этим. Я осторожно дотронулась – так запросто уже не вытащишь. К нашему с Котом огромному счастью я ещё не использовала обезболивающую капсулу, которую дал мне ветеринар. Быстро сообразив укол, я ввела ему лекарство. Он лежал, а я ускоренно делала операцию. Боялась страшно, даже не опишу насколько. Перевязала.
Примерно через пол часа мы успешно выбрались из этих злополучных душных стен. И никому не попались. Но, только оказавшись за стенами города, я осознала, что понятия не имею, что делать дальше. Телефон перестал ловить сеть уже в трёхстах метрах от городской стены. Поэтому я даже не успела «загуглить», как вести себя в этой дикой чащобе. Темно, пошёл дождь и непонятно, куда идти. Положение хуже некуда. А главное, совершенно не ясно, как долго мне тут надо будет торчать, и куда возвращаться. Моих вещей на съёмной квартире осталось немного, как-то не успела ими обзавестись. Значит, можно просто улететь отсюда обратно домой. Оставшихся средств как раз хватило бы на билет. Но не могу же я вот так взять и оставить тут моего Кота. Я начала
