закрыть собой, чтобы этот жуткий взгляд незваного гостя даже не коснулся чистоты и наивности моего сына.
Но поздно. Нажинский опускает глаза и отвечает мальчику то, что повергает меня в состояние шока.
— Я твой отец, мальчик.
Господи, ну зачем? Ещё и когда Рома так озабочен этой темой. Мы же ему явно не нужны, с чего бы вдруг ему понадобилось приезжать? Ну скажет он ребёнку да уедет, а я потом что буду делать?
Ромины глазки вспыхивают. Он вздрагивает и на секунду торопеет. На маленьком личике за мгновения пробегает целый спектр эмоций.
Потом вдруг Рома дёрнувшись, резко отмирает, стаскивает с плеч свой рюкзачок. Расстегнув его, он достаёт очень-очень аккуратно картонную коробочку, а уже из неё извлекает пластилиновый танк.
— Это тебе, — протягивает Нажинскому, который смотрит на всё это с таким видом, будто его это напрягает. Вопрос: зачем тогда припёрся? — Только у меня не хватило пластилина, чтобы пушку сделать. Но мы с мамой уже купили. Я хотел дома доделать, но тогда тебе придётся ждать.
— Что за бред вы несёте? — возмущённо говорю мужчине. — Кто шутит с детьми о таком?!
— Вот и посмотрим, бред или нет, — отвечает Нажинский, а потом обращается к Ромке, показывая пальцем на коробку с соком. — Ты уже допил сок?
— Да. Ты тоже хочешь пить?
— Нет, я выброшу твою коробку.
Рома отдаёт Нажинскому свою коробочку из-под сока, и я только тогда понимаю, зачем тому она понадобилась. Он выбрасывает коробку, а трубочку вытаскивает и кладёт в небольшой пакетик и в карман.
Тест ДНК.
— Не знаю, что вам нужно и зачем вы приехали, — говорю сердито, стараясь скрыть в голосе дрожь. — Но лучше уезжайте обратно.
— Я приехал за сыном.
— Даже если и так, мы никуда отсюда уезжать не хотим.
— А я не говорю о вас, — он выделяет последнее слово. — Тебе быть в комплекте вовсе необязательно.
И вот тут я чувствую, будто меня ударили. Вот так взяли и с размаху влепили затрещину.
— Знаете что, — говорю с дрожью в голосе от злости, — только посмейте. Вы к ребёнку отношения никакого не имеете.
— Тише, девочка. Тебя никто спрашивать не будет, как не спрашивала ты, — он даже не шелохнулся и не поднял голос, но его слова действуют на меня хуже, чем если бы он схватил меня за горло. — Вот выясню окончательно, имею или нет отношение к мальчику, тогда и разговор будет совсем другим.
Я хватаю Ромку, который чуть отошёл и собирал каштаны в траве, за руку и, не оглядываясь, быстрым шагом иду в подъезд. Знаю, что Нажинский за мной не гонится, но ощущение именно такое.
За мной гонятся его угрозы и обещания.
Поднявшись на лифте на свой этаж, я спешно захожу в квартиру и затаскиваю удивлённого Рому, захлопываю двери и запираю на все замки. Дыхание рвётся, в груди тяжело, а в ногах такая слабость, что кажется, будто они сейчас подкосятся.
— Мам, а папа почему на улице остался? Разве он не к нам приехал?
— Зайка, это не папа. Этот мужчина пошутил. Некоторые люди говорят глупости.
Ромка опадает буквально на глазах. Его взгляд тускнеет, а уголки губ непроизвольно тянутся вниз.
— Но он сказал…
Понимаю, что малыш зацепился за то, о чём думал последнее время. Но нельзя его зря обнадёживать. Я почему-то уверена, что ничего хорошего из идеи Нажинского не выйдет, кроме моральной травмы для моего ребёнка.
— Солнышко, видимо, мы не так его поняли, или он действительно пошутил.
— Я ему даже танк отдал…
— А танк мы новый сделаем, хорошо? Там пластилина хватит на целую дивизию.
Рома кивает, но я вижу, что взгляд его потухший. И мне от этого очень-очень больно.
А ещё мне страшно. Что если Нажинский действительно попытается отобрать у меня моего сына?
4
Ярослав
— Алёхин, а на хрен ты мне тогда нужен, если не можешь даже плёвую сделку закрыть, не скажешь?
— Ярослав Юрьевич, заказчик сомневается. Требует презентации техники.
— Так убеди его, мать твою! Сделай эту долбанную презентацию. Ты не знаешь как?
— Он хочет не на проекторе, а в поле. Чтобы убедиться, что наши буровые установки работают как надо.
— Он дебил? Или ты дебил, раз не можешь объяснить потенциальному заказчику, что это нецелесообразно? — тру пальцами глаза. Какого чёрта такие идиоты делают в моей кампании? Особенно в ведущих спецах. Его надо уволить вместе с эйчаром к чертям. — Эта сделка для нас особой ценности финансовой не имеет, но у нас кристальная репутация, понимаешь? Мы славимся тем, что облизываем даже мелочь, желающую у себя на даче пробурить скважину.
— Так мне провести презентацию?
— Не надо гонять технику лишний раз, я тебе это должен объяснять, что ли? Изъебнись, но проведи тридэшную так, чтобы им захотелось с нами работать. Не справишься — пойдёшь на хрен таксовать или в курьеры.
Отключаюсь и падаю навзничь на кровать, и мне в спину впивается пружина. Через ткань, но всё равно неприятно.
Долбанное захолустье. Ни одного приличного отеля. Одни клоповники. Горничная утром убиралась, так пакет мусорный в урне не сменила, тупо высыпала мусор и оставила старый.
В Москве бы за такое уже уволили её.
Пиликает смартфон — оповещение на почте. Пришёл анализ ДНК. Когда открываю, не сказать, что нервничаю, но озабочен.
Положительный. Отец — я.
Так. Принято.
Взгляд падает на пальто, что висит на вешалке. Я поднимаюсь и иду к нему, забираю зажигалку и извлекаю из кармана бумажный комок, в который завернул ту штуку, что мне вручил вчера малой.
Какая-то невнятная лепнина, которую он назвал танком. Без пушки. Но вроде похоже, если присмотреться, и правда на танк.
Покрутив штуковину в руках, бросаю на стол и иду в душ. Вода тут воняет илом и какая-то не совсем прозрачная. Хоть нос затыкай, пока моешься. Скорее бы свалить обратно.
Пока чищу зубы, смотрю в зеркало. Почему-то неосознанно прогоняю в голове сходство мальчишки со мной. Похож, как мне кажется. У этой Софьи или Софии, или как там её правильно, глаза голубые, а у ребёнка карие, как у меня. И волосы тёмные.
Надеюсь, мозгами отпрыск тоже получился в меня, а не в свою мать, которой хватило ума залететь и скрыть этот факт.
Кстати, о ней. То ли время прошло, и она привела себя в порядок немного, то ли я плохо запомнил, но девчонка стала привлекательнее. Не такая уж и мышь. Без лоска, конечно, но если к нормальному стилисту в руки отдать, то и в
