class="p1">Убедившись, что хватка ослабла, я осторожно сполз в сторону. Подтянул подушку, набросил на обоих одеяло, и наконец-то провалился в долгожданное ничто.
Однако, в отличие от Куранпу, мой сон едва ли можно было назвать спокойным. Он пришёл ко мне рваным полотнищем, многозначительным, излишне тонким, тревожным и наполненным образами, полный смысл которых только предстояло истолковать.
В нём к бледношкурому явилась целая череда знакомых хвостатых, выглядевших чуть иначе, чем в привычной жизни. Они говорили странное и не менее странно вели себя, заставляя метаться по кровати и даже бормотать… а уже через четыре с половиной часа меня подкинуло, будто от укола ножом в жопу.
К счастью, панический рывок из кошмара ничуть не потревожил Куранпу. Она пробормотала невнятное, причмокнула, перевернулась ко мне спиной и неловко натянула на бёдра сползшее одеяло.
Ещё не избавившись от беспокойных образов сна, я оцепенело изучил её шикарный полуобнажённый зад, всё больше раздумывая о возможности ворваться в спящую, растормошить поцелуями и опалить, так сказать, утренним жаром…
Боль в боку многозначительно намекнула, что нападение может обождать.
Морщась и ругаясь сквозь зубы, я осторожно выбрался из кровати и заботливо подоткнул одеяло. На цыпочках прокрался в гостиную, чуть не споткнувшись на собственных штанах. Включив угловой светильник, отогнул эластичную заплатку «жидкого бинта» и повертелся перед зеркалами, с разных углов рассматривая прощальный подарок Пыльного.
В целом рана выглядела неплохо, но вокруг трёхгранных дыр всё же начиналось воспаление. Попробуй пойми: то ли обычная защитная реакция организма, то ли когти выблядка всё-таки оказались смазаны опасной дрянью… что представлялось вполне возможным…
Как был — голым, — я свернул в туалетный закуток. Постарался сделать всё тише и в очередной раз осознал, что в этом привычном мире больше не один. Умывшись, прокрался в пищевой блок, со всё ещё сонным помутнением зарядив в комбайн убойную порцию чинги.
Включив варку, вернулся в комнату и уложил на стол драгоценную аптечку.
Растворяющие салфетки помогли избавиться от бесформенного шлепка старой повязки. Обработав дырки нифотехом, я осторожно ощупал словно бы инеем примороженный бок. Точно, как пить дать, одно ребро гарантировано пострадало… Выбрав инъектор с хиапиоксином, осторожно сделал укол рядом с центральной раной.
Однако-таки едва ли в кровь попало что-то серьёзное. Используй Сакага нейротоксин или яд, я бы уже давно умолял Когане Но переродиться во что-то столь же прекрасное, чем был последние годы. Значит, противовоспалительных и регенерирующих препаратов должно хватить…
Подумав, я сделал ещё один укол хиапиоксина, на этот раз с верхнего края. Что ж… настоящим врачевателем Ланса фер Скичиру назвать было сложно, но чинить себя приходилось не раз.
Размотав матерчатый бинт, я закрепил конец в дверце шкафа, второй приложил к боку и, веретеном крутанувшись вокруг собственной оси, перебинтовал торс. Закрепив повязку, аккуратно полил «жидким пластырем» и разминал пальцами, пока импровизированный корсет не схватился. Несколько раз глубоко вздохнул, убеждаясь, что не передавил.
Затем забрал из комбайна дымящуюся чашку, уселся на диван и задумчиво уставился на собственное отражение.
Сколько раз я сидел вот так, голый или полуголый, измазанный в своей или чужой крови, ковыряясь в аптечке и торопливо латая дыры на бледной безволосой шкуре? Сколько раз Юдайна-Сити убедительно доказывал мне, что жизнь в нём не только удивительна, но и категорически безопасна?
Попивая чингу, я дождался полного высыхания заплатки. Проверил, надёжно ли держится, и даже (болезненно поморщившись) пару раз покрутил корпусом. Только после этого позволил себе накинуть халат. Из стен за мной хмуро наблюдал осунувшийся, безобразно обросший щетиной тип, которому старушки определённо не доверили бы донести покупки из продуктовой лавки.
Куранпу спала, всё ещё спокойно и не ворочаясь.
Вернувшись на диван, я сделал ещё один глоток густого варева и попытался неторопливо, насколько это вообще представлялось возможным, разложить по полочкам события минувшей ночи.
Что ж, многоуважаемый и столь везучий Ланс фер Скичира, мог ли ты прошлым вечером даже в самых отважных фантазиях представить, что через считанные десять часов окажешься одной из самых охраняемых криитами фигур?
Ответ, надо полагать, очевиден.
Тем временем трое чу-ха (хоть без белых балахонов, и на том поклон в пояс) сейчас прятались в тенях подъезда, ещё пятеро — на подвальной парковке. Неизвестное число заняло крышу «Куска угля», а уж сколько наблюдало за подступами к комплеблоку на улицах, мне было даже не угадать…
Я машинально встряхнулся всем телом, вздохнул и потёр лицо.
С одной стороны, наличие такого количества казоку-йодда «Диктата Колберга» на официальной территории «Детей заполночи» могло стать причиной… скажем так, недопонимания и напряжённых переговоров. С другой стороны, уже ранним утром по всему гнезду начинались «Состязания единения боли и радости» — ежегодный «народный» чемпионат по штормболу.
Признаюсь честно, никогда не пытался разобраться в сложнейших правилах странной кровавой игры, причём ни на профессиональном, ни на любительском уровне.
Знал лишь, что первые не самые упорядоченные схватки без судей пройдут на специальных дворовых площадках. Пройдут почти без правил, дико, но с обязательным внесением результатов в общий реестр. К обеду победители нижнего эшелона сразятся на уровне районов гнезда, а три уцелевшие команды со всего Юдайна-Сити сойдутся в ночном финале.
А это, в свою очередь, означало, что буквально через пару часов улицы Бонжура захлестнёт толпами гуляющих фанатов, обожающих уже с рассвета накидаться элем, чтобы затем отважно сцепиться с почитателями вражеских клубов. Этот бурлящий водоворот и поможет скрыть мою новую свиту от любопытных глаз. Во всяком случае, мне оставалось на это надеяться…
Допив остывшую чингу, я бесшумно вернулся в пищеблок за добавкой.
После того, как яростный прилив желания снова овладеть Куранпу схлынул, на меня снова накатили волны воспоминаний о прошедшей ночи. Образы, эмоции, даже запахи.
Как воочию я вновь видел погружённый в полумрак парк «Хари’н’ханси», заново переживал атаку Добродетельных Садовников, раз за разом обходил по кругу дешифратор в неприметном одноэтажном домишке, ставил на кон жизнь в короткой схватке с Сакагой, и бесконечно кольцевал в памяти сложнейший разговор с Диктатионом…
Чуть ослабив тонировку окна в пищевом отсеке, я задумчиво уставился на светлеющие улицы. Глотая чингу, позволил воспоминаниям унести в недавние события и старательно проанализировал каждое слово, услышанное от Хадекина фер вис Кри. Считать иначе казалось глупым: пожалуй, это и вправду оказалась самая длинная ночь в моей жизни. И едва ли не самая жуткая…
Бледное отражение терюнаши в оконном стекле медленно уступало место мерцающим символам кода Данава фер Шири-Кегареты, так и не введённым до конца.
Через минуту улица Бонжура растворилась, оставив перед взглядом только пиктограммы — моргающие, ждущие, будто упрекающие в неуверенности.
