Воскресенье
Томас Денби снова изучил карточку с историей болезни. Он был озадачен. При первичном обследовании Робби Бишопа он диагностировал острую легочную инфекцию, и тогда у него не возникло никаких причин усомниться в диагнозе. Он повидал достаточно легочных инфекций за двадцать лет, прошедших с тех пор, как он получил врачебный диплом. В течение двенадцати часов после того, как футболист поступил к ним, группа Денби вводила больному антибиотики и стероиды, следуя указаниям руководителя. Но состояние Бишопа не улучшалось. Более того, ему становилось все хуже, и дежурный врач-стажер рискнула навлечь на себя гнев Денби, подняв того с постели. Простые стажеры поступают так с консультантами лишь в минуты крайнего волнения[2].
Денби послал юноше, лежащему на койке, отработанную профессиональную улыбку, демонстрирующую множество безукоризненных зубов и ямочки на щеках. Впрочем, глаза его не улыбались; они внимательно осматривали и лицо Бишопа, и верхнюю часть его туловища. Лихорадочный пот приклеил больничный халат к груди спортсмена, подчеркивая бугристые мышцы, силящиеся помочь затянуть воздух в легкие. Когда Денби осматривал его в первый раз, Бишоп жаловался на слабость, тошноту, ломоту в суставах, а также на явные трудности с дыханием. Он перегибался пополам от спазмов кашля. Рентген выявил наличие жидкости в легких; напрашивался естественный вывод, к которому тогда и пришел Денби.
Но теперь ему начинало казаться, что у Робби Бишопа не просто обычная легочная инфекция. Слишком уж частое сердцебиение. Температура за последние часы поднялась еще на полтора градуса. Легким уже не удается поддерживать необходимое содержание кислорода в крови, даже с помощью кислородной маски. Денби увидел, как веки у больного дрогнули, но не поднялись. Врач нахмурился.
— Он терял перед этим сознание? — спросил он у стажерки.
Та покачала головой:
— У него было слабо выраженное бредовое состояние из-за лихорадки, я не знаю, насколько он вообще осознаёт, где находится. Но до сих пор он реагировал на внешние раздражители.
Раздалось настойчивое попискивание: на экране отразилось очередное снижение уровня кислорода в крови Бишопа.
— Нужна интубация, — произнес Денби каким-то рассеянным голосом. — И побольше жидкости внутрь. Мне кажется, у него некоторое обезвоживание.
Но оно не объясняет лихорадку и кашель. Стажер бросилась из небольшой отдельной палаты. Денби задумчиво потер подбородок. Робби Бишоп, крепкий парень, до этого пребывал в идеальной физической форме. По словам его спортивного врача, после пятничной тренировки он чувствовал себя прекрасно. Субботнюю игру он пропустил: тот же врач из клуба поставил ему первичный диагноз — какая-то разновидность гриппа. И вот, по прошествии восемнадцати часов, он здесь и явно угасает. И он, Томас Денби, не имеет ни малейшего понятия, отчего это происходит и как это остановить.
К такому он не привык. Денби знал: он превосходный врач. Опытный диагност, изощренный и даже вдохновенный клиницист. Как правило, все у него на работе складывалось достаточно гладко, он работал легко, ему почти никогда не приходилось всерьез задумываться над болезнью того или иного пациента. И теперь Робби Бишоп словно бросал вызов его таланту.
Стажер вернулась с аппаратом для интубации и парой медсестер. Денби вздохнул и бросил взгляд на дверь. Он знал, что по ту сторону томится тренер команды Робби Бишопа. Этот Мартин Фланаган провел целую ночь, сгорбившись в кресле возле своего ведущего игрока. Его дорогой костюм измялся, он был небрит, черты лица казались мрачными.
Они едва не поругались, но Денби настоял, чтобы склочный ольстерец покинул комнату на время консилиума.
— Да вы хоть понимаете, что этот парень значит для «Брэдфилд Виктории»? — вскричал Фланаган перед тем, как выйти.
В ответ Денби смерил его холодным взором.
— Для меня он значит ровно столько же, сколько и любой другой пациент, которого я лечу, — заметил он. — Я не подаю вам советы с боковой линии поля относительно того, какую тактику вам применять или какие производить замены. Поэтому разрешите мне делать мою работу без постороннего вмешательства. Мне нужно, чтобы вы не вторгались в жизнь моего пациента, пока я буду его осматривать.
