В каком-то дворе она падает на лавку и ждет, пока сердце перестанет колотиться как бешеное. Невысокие кирпичные дома окружают ее, поддерживают. Рядом играют дети, вечные бабушки присматривают за ними. Слишком скучно?
- Ладно же, - снова шепчет Марта, но уже без растерянности в голосе. Щелчком пальцев заставляет замолчать назойливый автомобиль, который все заливается сигнализацией - здесь спокойный район. - Будет тебе сюрприз.
Мири бежит от аврала к авралу. По пути поправляет сломанный холодильник у фургончика с мороженым - день будет жарким. Распутывает автомобильную развязку - беда с ней. Вроде не бабушкино рукоделие, а все норовит свернуться и вылезти не там, где должна. Кивает уличным музыкантам: Мири любит, когда вокруг весело и шумно.
Перекусить она собирается в новом кафе, там изумительно вкусные сэндвичи. Сегодня дверь у кафе какая-то запыленная; Мири такого не любит, но сэндвичи, сэндвичи!
Она заходит внутрь и видит, что там нет ни прилавка, ни столов. Стеклянные витрины вдоль стен. В витринах стоят грустные уродливые фарфоровые собаки, позолоченные рамки для фотографий, чашки с разными именами, толстые узкоглазые коты, механически поднимающие и опускающие правую лапу. Взгляд Мири мечется от вазы с объемными лепными гирляндами к плюшевой музыкальной шкатулке. Спотыкается о ключницы с разными пожеланиями.
- Что? - слабо спрашивает она.
- Копировать документы будете? - повторяет продавщица. В углу стоит огромный копировальный аппарат, подмигивает Мири огоньками. Фарфоровые собаки и танцовщицы укоризненно смотрят на нее, всем своим видом утверждая: мы здесь не для того, чтобы нас покупали.
- Спасибо, я попозже зайду, - говорит она и выходит, стараясь не споткнуться. Дышать почему-то трудно.
- Ну одно кафе! - уговаривает Мири.
- Да ни за что! - отвечает Марта. - Оно там не нужно, я бы почувствовала. Ксерокс мой как?
- Приживается. Кажется, пока никто не верит, что он настоящий.
- Еще как настоящий.
- Марта, ну от кафе хотя бы польза, а от этих уродцев?!
- Кто-то же их сделал, - тихо говорит Марта, - нельзя бросать.
Они уже час сидят в кофейне и спорят. Здесь хорошо обеим - кофейня эта была здесь и пятьдесят, и сто лет назад. Мири и Марта делят город, а он все никак не желает поделиться окончательно.
- Я к тебе боулинг напущу!
- А я - сапожные будки!
- Парк развлечений!
- Торговый центр! По старинке: чтобы ни одного бутика, и одежда вперемешку с посудой.
- Ну Мааарта…
- Ссоритесь, девочки?
Они обе подпрыгивают на стульях и смотрят на даму у входа. Бабушка очень редко выбирается из Старого города, говорит, что замка, собора и оперного театра ей вполне достаточно.
Бабушка величаво проходит между столиков. Зонтик, перчатки, шляпка - всё, что необходимо для выхода в город в первую половину дня. Неодобрительно смотрит на наряды внучек.
- Вы не тем занимаетесь, милые мои, - говорит она. Усаживается на стул, расправляет складки юбки. Все молча ждут, пока ей не приносят заказанный горячий шоколад, и бабушка не делает первый глоток. Одобрительно кивнув, она отставляет чашку и достает из сумочки смартфон последней модели.
- Очень удобно, Марта, - говорит бабушка. Мири хихикает.
На экране - фото замковой стены, к которой прилепились сапожные будки, ларьки с электронной всячиной и фастфуды.
- Срочно почистить, - говорит бабушка, - в моем доме такого быть не должно.
Вечер, усталые Мири и Марта снова сидят в кофейне. Бабушка приняла уборку и ушла к себе, унося в сумочке фарфорового спаниеля, самого страшного. В воскресенье позвала в гости, будет пирог с вишней.
- Одно кафе, - говорит вдруг Марта, - и чтобы пирожные свежие.
- Будут тебе свежие, - соглашается Мири. - Ксерокс свой тоже можешь оставить, молодежь решила, что это очень оригинальное место, они там фотографируются постоянно.
Солнце заходит. Город так нагрелся за день, что чуть шипит под порывами ветра.
- У тебя снова развязка запуталась, - говорит Марта. - Давай помогу.
- Спасибо, - вздыхает Мири.
В четыре руки они справляются гораздо быстрее.
- Спокойной ночи, - шепчет Мири, ложась спать.
- Спокойной ночи, - отвечает Марта у себя в квартире.
Бабушка ставит спаниеля на каминную полку и хмыкает. Детские игры. Повезло им всем, что прабабушка не обратила внимания. Она обычно начинает беспокоиться, если река мелеет, или через гору снова собираются прокладывать туннель. Надо бы и ее навестить.
Город спит.
Песня о Липпенском пироге
Городок Ордруф показался так неожиданно, что Вит даже остановился. Посмотрел на низкую щербатую стену, укрытые за пестрой октябрьской листвой такие же пестрые крыши. Дотронулся до мешочка на груди. Сворачивать уже поздно. Вещи в скатке за спиной зашевелились, точно понукая, и Вит зашагал дальше, стараясь не втягивать голову в плечи, глядеть уверенно.
- Лет сколько? - спросил стражник на воротах.
- Четырнадцать, - вышло как-то сипло.
- Вор наверное, - вступил в разговор второй стражник, - может, его сразу в холодную? Во избежание?
Оба хрипло расхохотались. Мечи у них были самые настоящие, лица в насечке мелких шрамов. И сердца, наверное, такие же.
- Я по делу, на встречу, - сказал Вит.
Он достал мешочек с груди, потянул завязки. Вытащил изнутри листок бумаги, осторожно расправил, показал страже.
- Что за козявки у тебя тут скачут? - спросил первый стражник. Второй нахмурился пренебрежительно: издевается мальчишка.
- Эти козявки, чтоб ты знал, зовутся нотами, - раздался за спиной Вита веселый голос. И чья-то рука - загорелая, крепкая, - протянулась над его плечом, взяла лист. - Сочинение Эгидия Мертена. Кантата для трех виол да гамба, а также двух теноров и баса. Есть среди вас бас, любезные господа?
- Вон тот толстый потянул бы, - подсказал кто-то еще, довольно ехидно, но стражник предпочел ехидства не заметить, только втянул живот.
- И правда, ваши телесные достоинства говорят о неплохих вокальных данных, - одобрил первый говоривший.
Он вышел вперед, снял войлочную шляпу. Подмигнул Виту.
- Каждый год наша семья встречается в каком-нибудь городке Тюрингии, - объяснил он стражникам, - музыкальный род Мертенов, слышали ведь? Среди нас органисты, канторы, городские музыканты. Наша семья велика, так что мы снимаем какой-нибудь трактир на пару
