Я ткнула пальцем в кота, который, видать, ошеломленный открывшейся перед ним жизненною перспективой, издал тоненький жалобный звук.
– Да! В том и фокус весь! Нам не обязательно побеждать! Надо лишь прорекламировать. Смотри, ты же не будешь спорить, что состав для роста волос хороший?
– Замечательный, – буркнула я.
Усы у Греты росли две недели кряду. И главное, шелковистые, ровненькие, волосок к волоску.
– Именно! Но на рынок косметики нам соваться нельзя. Я уже думала об этом, – Грета сцепила руки в замок. Она расхаживала по кухоньке и вид имела весьма решительный. Я бы сказала, пугающе решительный. – Эльфы не позволят.
– Как не позволят? – все же близость мигрени, которые начались со мною сразу после вручения диплома – одно время я всерьез подумывала, что декан его напоследок самолично проклял, не простив мне того случая с беглым умертвием – лишала способности думать.
– Обыкновенно! Эльфийские корпорации следят за рынком! И стоит появиться талантливому новичку… – Грета снизила голос до шепота, а еще огляделась.
Я тоже огляделась.
Не то, чтобы опасалась эльфийской слежки, но… на всякий случай.
Никого и ничего.
– Они пойдут на все, чтобы не допустить конкуренции! Или думаешь, этот судебный запрет просто так выписали?
– Конечно, не просто так. У человека нервы сдали.
– Он не человек!
– Тем более.
Эльфа где-то в глубине души было жаль. Но очень в глубине, поскольку пожалеть его от всего сердца мешали потерянные деньги. Денег мне было куда жальче, чем эльфа. Деньги эти, если подумать, были мне куда как родней.
– Я не сразу сообразила, что он работает на них. Но когда поняла, все сразу стало ясно. Его подсунули мне, чтобы отвлечь от исследований…
– Грета, – я одернула сестрицу, – нет нужды отвлекать того, кто и сам готов отвлечься.
Сестрица насупилась, но все же долго обижаться она не умела, тем паче, когда вся суть ее требовала беседы.
– В общем, с эльфами нам не конкурировать, – завершила Грета и пальцем ткнула в котика, который благоразумно шарахнулся, небось, спасал второй глаз. – Другое дело, что есть еще один рынок…
– Котиков.
– Животных. Ты не представляешь, какие деньги вертятся на выставках! Да за средство, которое позволит улучшить шерсть, будут платить золотом!
Как ни странно, но в этой ее идее, если отвлечься от эльфийской паранойи, что-то да было. Или та же близость мигрени все же исказила мое видение мира? Правда, остался еще один вопрос.
– Сколько? – шепотом спросила я.
– Чего «сколько»? – Грета тотчас смутилась, почти искренне смутилась, неужто полагала, что я, после проекта с красными жабами, слизь которых предполагалось сдавать в аптеку, и трех месяцев вынужденной перловой диеты и вправду о деньгах позабуду?
– Во сколько этот… котик стал?
– Котик? – Грета подпрыгнула. – Котик… два медяка…
Подозрительно дешево.
Просто так дешево, как оно быть не может.
– И сорок пять золотых за выставку, – быстренько добавила Грета.
– Сколько!?
У меня аж мигрень отступила.
– Сорок пять… ну, это же королевская выставка… там судьи международного класса… и вообще, мы должны были еще паспорт предоставить, а его нет… поэтому пришлось доплатить…
Сорок пять.
Сорок и еще пять. Да за эти деньги… мы бы жили два месяца! Мы и планировали за них жить два месяца, потому как с работой вновь было неясно. Точнее, ясно, что в ближайшем будущем работы мне не видать. А теперь что?
– Ты только не волнуйся! Вот увидишь, у нас с котиком все получится! – Грета подтолкнула меня к двери. – Иди, приляг… ты вон, вся белая стала. Мигрень, да? А хочешь, я тебе чаечку сделаю…
– Сорок пять…
– Это всего-навсего деньги! Скоро мы разбогатеем… вот увидишь…
Не увижу.
И вообще вряд ли до того счастливого момента доживу.
Но я позволила себя уложить. И Грета в приступе угрызений совести, не иначе, накрыла меня пледиком. Тем самым розовым, отчетливо пованивающим кошачьей мочой.
– Сорок пять золотых, – прошептала я, прежде чем лавина боли накрыла меня с головой.
Нынешний приступ длился сутки, а такого со мною давненько не случалось. Вообще в годы младые, как и в юные, я была на диво здоровым ребенком, не подверженным не то, что мигреням, но и обыкновенным простудам. А вот в университете и началось.
В первый раз я слегла аккурат перед выпускным, и не сказать, чтобы сильно опечалилась. Чего мне там делать? Смотреть, как Глен кружит вокруг моей заклятой приятельницы, а на меня, если и смотрит, то с сочувствием, что поганей всего, искренним.
Как же… я осиротела.
И заодно уж лишилась места при городской гильдии, которое полагала своим, но… в общем, завидной невестой я и в лучшие времена не являлась. Как бы там ни было, но тогда приступ головной боли спас меня, потому я и не стала обращаться к целителям.
Подумаешь, голова разламывается на части. Авось до конца не разломится.
К сожалению, у головы имелось собственное мнение на сей счет. Разламываться она повадилась с завидною регулярностью, как правило, приурочивая разломы к тем или иным значимым событиям моей жизни, будь то встреча с потенциальным клиентам или очередной визит в участок за Гретой…
Целитель же, к которому я обратилась, лишь руками развел. Мол, внешних причин для болезни нет, а внутренние… на поиск причин внутренних требовалось небольшое состояние, которого у меня не было. Вот и жили мы втроем, Грета, я и моя мигрень.
Ну и котик еще.
То, что котик за упомянутые сутки не исчез, я поняла по стойкому запаху мочи, которым пропиталась кухня. И запах этот, мешаясь с ядреным смрадом Гретиного средства, создавал воистину убойную атмосферу.
– Тебе уже лучше? – сестрицу запах, похоже, нисколько не беспокоил.
Вооружившись ведром и кисточкой, благоразумно привязанной к ручке швабры, она пыталась покрыть котика целительною мазью. Котик же в свою очередь протестовал, как умел, а умел он громко.
С переливами.
Кошачий вой заглушал ласковый Гретин голос.
– Ну же, дорогой, это совсем-совсем не больно…
Котик выгибал спину. Бил лапами по кисточке и швабре, швабра тряслась, смесь разлеталась по всей кухне…
– Котика подержишь? – Грета ведро отставила. И кисточку убрала.
– Нет.
– Я одна не справлюсь.
Она никогда не справлялась одна.
Котик уставился на меня. Единственный глаз его пылал праведным гневом, а из приоткрытой пасти текла слюна. Я же в свою очередь обратила внимание не столько на слюну, сколько на клыки и когти.