Книга Моя любимая куколка - Алена Юрашина

— Добро пожаловать, — а голос низкий, вибрирующий, сквозь зубы. И я отлично его помню, хотя прошло уже три года…

— Рада знакомству… — нетвердо начинаю я, но Макс не слушает, снова не видит меня, проходит мимо. Движения резкие, уверенные, и там, вдалеке, он протягивает руку папе, тепло здоровается с мамой, они о чем-то разговаривают, быстро находят общие темы, вскоре до меня доносится их дружный смех…

Разве такое возможно? Макс. Ярцев. Он — тот самый Ярцев? Это слишком. Почему я раньше не догадалась, не сумела связать воедино? Я ведь знала имя. Знала и фамилию. Наверное, потому что совпадение до сих пор кажется мне слишком невероятным. Неожиданным. Другой конец города. Да мало ли вообще Ярцевых в моем городе? К тому же, он так редко в нем появляется…

Реальность обрушивается мощно и внезапно, как сорвавшаяся с кручи лавина, несется со скоростью локомотива прямо на меня. Защититься от нее непросто. Увернуться — невозможно. Рано или поздно она настигнет. И она меня настигает именно здесь, бьет наотмашь. Но мне приходится заставлять себя улыбаться.

Мы давно прошли в столовую, сидим за общим семейным столом, Макс — справа, почти напротив, и то, что я притихла, что боюсь лишний раз задеть его взглядом, еще можно списать на мои смущение и застенчивость… пока еще — можно.

Когда мы невзначай все же встречаемся глазами, окончательно убеждаюсь: Макс не узнал меня. И не узнает. Я ничего ему не скажу. Буду спокойно жить с ним под одной крышей. Я постараюсь.

Теперь понимаю, почему три года назад он так внезапно исчез с радаров: вновь уехал за границу. А девчонки тогда еще долго не могли успокоиться, не зная ничего о нем. И я, глупая, в их числе… Ловлю себя на том, что перед глазами продолжает стоять его образ. Тот образ, который мне запомнился до мельчайших подробностей. Дурацкая встреча. Одна-единственная. Даже странно, почему я продолжаю помнить ее так ясно…

***

На свадьбу своей старшей сестры меня пригласила близкая подруга, Рита. Мы долго жили по-соседству, учились в одном классе. Позже ее семья куда-то переехала, так наша связь оборвалась.

Но тогда… Мне едва стукнуло четырнадцать, в крови вовсю бушевали гормоны, но я, как нарочно, продолжала оставаться нескладным угловатым подростком, никак не хотела расти, так что пустоту лифа красивого, первого взрослого моего платья пришлось срочно восполнять тугой ватой. Ваты потребовалось много.

Церемония проходила пышно, с размахом: четыре десятка гостей, гуляли в одном из красивейших старых ресторанов в центре города. И все было на высоте и на уровне, пока не появился он.

Сперва никто не обратил на Макса внимания. Как прочие гости, он был одет красиво — по случаю, празднично, с иголочки — отутюженная рубашка, черный, переброшенный через руку пиджак, лакированные туфли… Однажды поймав в фокус зрения, я глаз не могла от него отвести, так и следила за ним, как примагниченная, машинально подмечая крошечные детали в его лице, прическе, в одежде, еще не понимая, что со мной происходит. Впервые.

Ведущая двигалась с микрофоном от гостя к гостю, вышло так, что молодожены как раз принимали поздравления. Не дожидаясь, когда очередь дойдет до него, Макс вдруг вышел вперед, резко выхватил микрофон из чужих рук, обрывая предыдущего оратора на полуслове. Нахально поднял со стола чей-то чужой, доверху наполненный стакан.

— Предлагаю выпить за женское непостоянство. Красивой женщине ведь можно простить даже неверность, правда? — воцарилось легкое недоуменное молчание, никто ему не ответил, а жених нахмурился, не понимая, к чему он клонит. Музыка, как по заказу, смолкла. Макс уже стоял прямо перед ними, теперь насмешливый взгляд его был прикован к растерянному лицу невесты. Ухмыльнулся, — сама ему скажешь… или мне это сделать?

Тишина вокруг стала неживой.

— Горько.

Одним махом осушив стакан, Макс вдруг грохнул его об пол и неожиданно шагнул прямо к невесте. Зловеще захрустели осколки стекла под его ногой. Жених поначалу просто огорошенно наблюдал за их жарким поцелуем, потом внезапно очнулся: я видела, как менялось его лицо — палитрой от изумления до слепой ярости. А следом отмер и весь остальной зал.

Задвигались стулья, гости повскакивали со своих мест, зашумели, заворчали. Раздались крики, возгласы, поднялась суета. Слившуюся в объятиях парочку разделили, вокруг Макса вырос частокол разгневанных молодчиков. Он не сопротивлялся. Казалось, его вообще не интересовало, что будет дальше.

— Миша! Это не то, что ты думаешь! Я ничего ему не обещала, ничего! Я даже не знаю этого мальчишку! Все это какая-то шутка! Я тебя никогда не обманывала! Миша, поверь мне! Ты должен мне поверить! — продолжала отчаянно, надрывно голосить рыдающая невеста им вслед, Рита и родители, как могли, ее утешали. Под обвиняющий ропот толпы Макса без промедления выволокли на улицу, на расправу.

Били его тут же, совсем недалеко от ступенек. Били втроем — жених, брат жениха да свидетель — били недолго, но на совесть. Я слышала непрекращающиеся глухие удары, и почему-то после каждого вздрагивала, содрогаясь всем своим хрупким девичьим телом.

Несмотря на численное превосходство, Макс держался достойно, он оказался непростым соперником для подвыпившей троицы, поэтому большей частью кому-то одному приходилось сдерживать натиск, пока другие нападали, зачастую — подло, исподтишка, опасаясь действовать в открытую — уж очень часто напарывались на его крепкие кулаки.

Но вскоре Макс начал промахиваться, все чаще и чаще, потом — сжав зубы, просто защищался, под конец уйдя в пассивную вынужденную оборону. Остановить разъяренного виновника торжества, как и другие гости из тех, что зябли на крыльце, молча наблюдая за избиением, я не посмела. Оставалось дожидаться, когда мороз окончательно угасит их воинственный пыл. Когда это произошло, Макс уже стоял на коленях. Когда его отпустили — уперся, закашлявшись, ладонями в асфальт, чтобы не упасть.

Осуждающе качая головами и переговариваясь, гости постепенно втягивались внутрь. Наконец, ресторан вобрал в себя последнего, и двери плотно затворились. Яснее не стало, но сатисфакцию жених получил, а нанесенное оскорбление было смыто кровью. Брошенный кем-то мимо урны окурок одиноко, неохотно тлел. Больше никому не было дела до Макса, лишь я одна продолжала стоять, как молнией сраженная, восхищенно разглядывая коленопреклоненную фигуру. В тот момент, действительно, он был для меня если не рыцарем без страха и упрека, то кем-то сродни