душещипательных подробностей.
И, схватив сумку, я поспешила догонять Лазарева, который уже успел надеть пиджак и в десяток широких шагов дойти до дверей лифта.
2. Обида
Угрюмый молчаливый водитель услужливо открыл перед нами дверцу начищенного до блеска черного седана, а начальник галантно пропустил меня первой усесться на заднем сиденье широкого, пахнущего кожей и дорогим ароматизатором салона.
Машина плавно тронулась в места. Пока я разглядывала пролетающие за тонированными стеклами городские улицы, Денис просматривал какие-то документы, предусмотрительно взятые с собой из бюро и пил кофе из крафтового бумажного стаканчика, дожидавшегося его в подстаканнике между сиденьями.
— Кофе, — произнес он, когда многоэтажное здание городского суда уже показалось вдалеке. — Приносить мне его трижды в день тоже станет вашей обязанностью. Американо двойного объема и крепости, без сахара и сливок.
Подавила в себе желание возмутиться и просветить босса о том, что не нанималась в обслуживающий персонал и мое образование предполагает несколько иные обязанности. Слишком свежи были в памяти ощущения от маячащей на горизонте перспективы увольнения. Поэтому кивнула, мысленно добавив этот пункт в расплывчатый список моих новых обязательств. Ожидала, что новоявленный руководитель даст мне еще какие-то указания относительно моих действий в суде, однако больше за время пути он не проронил ни слова.
Собственной машины, тем более такой комфортной и красивой, у меня не было и я предпочитала добираться на работу на метро, поэтому молчание спутника меня не напрягало. Просто наслаждалась поездкой, получала эстетическое удовольствие от созерцания улиц и, чего уж скрывать, иногда осторожно, из-под ресниц разглядывала своего попутчика, который, увлеченный чтением, задумчиво кусал нижнюю губу и хмурил широкие светлые брови.
Водитель остановил автомобиль у входа в суд. Мрачно оглядев собравшуюся у стеклянных дверей толпу, Денис сунул документы в черную папку и уверенно вышел, а я последовала за ним. Промозглый уличный холод не успел пробраться под мой слишком легкий для последних зимних дней, жакет, потому что вслед за шефом я торопливо проскользнула в огромные автоматические двери.
Внутри огромного холла дул горячим воздухом кондиционер, тут же растрепавший и без того успевшую стать неаккуратной прическу. И пока Лазарев предъявлял свое адвокатское удостоверение и сообщал судебным приставам о цели своего визита, я торопливо поправила волосы и очки, одернула длинную и широкую темно-серую юбку из плотного крепа. Следом за Денисом я протянула и свое удостоверение помощника, но пристав с улыбкой отмахнулся, словно не счел меня персоной, представляющей опасность. В отличие от Лазарева. Хотя, тут я не могла с ним не согласиться.
Пока сверкающая кабина стеклянного лифта понималась на нужный этаж, я внезапно ощутила волнение. Когда-то я была этой части здания суда во время институтской практики, но тот визит не оставил в памяти яркого следа. Зато сейчас я с интересом разглядывала двери кабинетов судей и залов заседаний, на первый взгляд почти не отличающихся тех залов, где рассматривали гражданско-правовые споры.
И все же было в них нечто неуловимо-притягательное. То, что делало эти двери особенными. Изо дня в день за ними принимались судьбоносные решения, рушились чьи-то планы, восстанавливалась социальная справедливость. Было в этом что-то, что вызывало неподдельное любопытство и желание погрузиться в этот опасный, но увлекательный мир.
Я только сейчас осознала, насколько разными были «ставки» в гражданских и уголовных делах. Рискуя получить негативные решения суда по первым, участники могли потерять деньги, и иногда немалые. Но получив обвинительный приговор по вторым — можно было потерять свободу, а это, пожалуй, было гораздо страшней.
— Здравствуйте, Денис Станиславович, — уважительно обратился к Лазареву один из стоящих в коридоре мужчин, одетый в синюю форму сотрудника прокуратуры. — Могу я с вами кое-что обсудить?
— Можете, — бесстрастно отозвался Лазарев и глянул на меня. — Ева Сергеевна, отметьте наше прибытие у помощника судьи и передайте мое удостоверение и ордер.
Мне хотелось многое у него спросить, но мужчина, вероятно, счел бы лишние вопросы проявлением некомпетентности. Поэтому я молча взяла из его руки протянутые документы и отправилась в нужный кабинет.
Там меня встретили неодобрительными взглядами две девушки, примерно моего возраста, сидящие за соединенными друг с другом столами. При моем появлении они с недовольством переглянулись, словно обменявшись безмолвными понимающими репликами.
— Вообще-то необходимо стучать, — категорично заявила одна из них, которая и была помощником, делая вид, что чем-то крайне занята, хотя чашки с горячим чаем на столе и надломанная шоколадная плитка утверждали обратное.
— Прошу прощения, — не стала углублять конфликт я. — Хотела сообщить о том, что для участия в судебном заседании, назначенном на четырнадцать часов, прибыла сторона защиты и передать вам ордер и удостоверение защитника.
— А вы кто? — полюбопытствовала вторая, оказавшаяся секретарем, не стесняясь моего присутствия, ломая шоколадку еще на несколько кусочков.
— Помощник адвоката.
Когда я положила удостоверение и ордер на стол, услышала недоверчивое:
— Вы — помощник Лазарева?
Кивнула и подверглась на этот раз еще более пристальному осмотру, после чего помощник и секретарь снова многозначительно переглянулись между собой.
— Свое удостоверение тоже оставьте, если планируете присутствовать в судебном заседании. И можете идти.
Обе работницы аппарата судьи были словно единый организм, понимающий друг друга без лишних слов и одинаково реагирующий на любые внешние раздражители. И я интуитивно чувствовала, это этому организму не нравлюсь.
Вытащила из сумки собственное удостоверение и, положив его на стол, с радостью покинула негостеприимный кабинет, поспешив закрыть за собой дверь. Но облегчение, которое я при этом испытала, было преждевременным, потому что дверь оказалась слишком тонкой, чтобы я не услышала вслед язвительное:
— Да уж, Эльвира была получше, но, говорят, она от Лазарева и залетела, так что вернется не скоро.
— Вполне вероятно. Раз уж теперь он взял на ее место такую замухрышку. Видела, во что она одета?
— Ага, а эта гулька на голове и бабушкины очки чего стоят!
Сдержала желание провалиться сквозь землю от вспыхнувшей злости и почему-то стыда от этих слов. И вдвойне неприятно стало оттого, что Лазарев, который к этому моменту уже закончил разговор с прокурорским работником, тоже все прекрасно слышал. При этом, он не выглядел недовольным или даже удивленным. Его лицо выражало скорее легкую степень любопытства.
— Тоже считаете, что внешность главное в человеке? — не сдержалась я, когда подошла к нему, стараясь игнорировать мысли о том, что его предыдущая помощница была лучше меня, как и то, что причиной ее ухода в декретный отпуск стал именно он.
— Если бы я так считал, вас бы сейчас здесь не было. Но выражение о том, что встречают по одежке, никто не отменял,
