и комнату родителей. Их комната была ярко освещена, и сквозь ванную я видел лежавшего на краю кровати Пита, его голова была повернута ко мне, но глаза плотно закрыты.
Я шагнул в комнату, посмотрел направо и замер. Коренастый белый мужчина средних лет в вязаной шапке держал пистолет и копался в шкафу моих родителей. Время замедлилось так, как я не испытывал больше никогда в жизни. Я на мгновение потерял зрение; оно вернулось в странном тумане, все мое тело пульсировало, словно моему сердцу стало тесно в груди. Заметив меня, бандит быстро подошел к Питу, поставил колено ему на спину и левой рукой приставил ствол пистолета к голове моего пятнадцатилетнего брата. Он повернулся ко мне.
— Двинешься, парень, и я разнесу ему голову.
Я не шевелился.
Грабитель выругался на Пита: «Я думал, ты сказал, что дома больше никого нет».
Затем грабитель убрал ногу с Пита и велел мне лечь на кровать рядом с братом. Стоя у моих ног, он потребовал рассказать, где может найти деньги. Позже я узнал, что у Пита были деньги в кармане джинсов, когда мы лежали там, и он не отдал их. Я отдал все. Я рассказал ему обо всех местах, которые мог вообразить — свиньях-копилках, кошельках, долларах мелочью, полученных от дедушек с бабушками на особенные события, обо всем. Вооружившись моими указаниями, грабитель оставил нас лежать на кровати и отправился на поиски.
Вскоре он вернулся и просто стал над нами, направив на нас пистолет. Не знаю, как долго он направлял его, не говоря ни слова, но достаточно долго, чтобы этот момент изменил меня. Я был уверен, что находился на волосок от смерти. Меня душили отчаяние, паника и страх. Я начал молча молиться, зная, что находился на пороге смерти. В следующее мгновение меня окатила странная волна холода, и мой страх исчез. Я принялся рассуждать, что если он пристрелит первым Пита, я перекачусь по кровати и постараюсь схватить грабителя за ноги. А затем я начал говорить — лгать, если точнее. Ложь так и лилась из меня. Я рассказывал, как чужды мы были со своими родителями — фактически, ненавидели их — что нам было плевать, что он забрал у них, и что мы никому не скажем, что он был здесь. Я лгал снова, и снова, и снова.
Грабитель велел мне заткнуться, и приказал нам обоим встать. Затем он начал толкать нас по узкому коридору от комнаты моих родителей, задерживаясь, чтобы обыскать комнаты и шкафы, мимо которых проходил. Теперь я был убежден, по крайней мере на время, что выживу, и начал стараться рассмотреть его лицо, чтобы суметь описать полиции. Он несколько раз пихал меня в спину стволом пистолета, велев отвернуться от него.
Я опять принялся болтать, снова и снова говоря, что ему нужно просто поместить нас куда-нибудь, и мы будем оставаться там, а он сможет уйти. Я начал ломать голову, пытаясь придумать такое место в доме — место, где нас можно было бы запереть. Вопреки здравому смыслу, я предложил туалет подвала, сказав ему, что мы не сможем открыть маленькое окошко, потому что мой отец запечатал его на зиму. Это было правдой лишь отчасти: мой отец вставил в раму окна прозрачный пластик, чтобы уменьшить сквозняк, но окно открывалось простым поднятием нижней половины.
Он отвел нас к туалету подвала, сделал знак войти и сказал: «Скажите своим маме и папе, что вы были хорошими маленькими мальчиками». Он подпер чем-то дверь туалета, чтобы не дать нам сбежать.
Мы услышали, как открылась и закрылась дверь гаража, когда грабитель вышел. Я начал дрожать, когда спал адреналин. Сотрясаясь, я взглянул на маленькое окошко, и внезапно его запомнило лицо грабителя. Он проверял окно снаружи. От этого зрелища у меня перехватило дыхание. После того, как его лицо исчезло, я сказал Питу, что мы останемся здесь до возвращения домой мамы с папой. У Пита были другие идеи. Он сказал: «Ты знаешь, кто это. Он собирается навредить другим людям. Нам нужна помощь». В моем дрожащем состоянии я не думаю, что полностью осознавал, что говорил Пит, или как мог закончиться этот вечер, если бы наша девятнадцатилетняя сестра Триш действительно была дома.
Вместо этого я сопротивлялся. Я был напуган. Пит недолго спорил со мной, а затем заявил, что уходит. Он вытащил пластик из окна, повернул защелку в виде полумесяца и поднял окно. Он выбрался наружу ногами вперед на задний двор.
Хотя, скорее всего, прошла лишь секунда-другая, в моей памяти осталось, что я долго стоял, глядя сквозь открытое окно в темную ночь. Мне следовало остаться на месте или последовать за братом? Я просунул ноги в окно. В то мгновение, как они коснулись холодной земли в саду моей матери, я услышал крик грабителя. Я упал на четвереньки и яростно пополз в густой кустарник позади дома. Грабитель уже схватил Пита и теперь кричал мне: «Выходи сюда, парень, или твоему брату не поздоровится». Я вышел, и грабитель принялся ругать меня за то, что я солгал ему. Наглый от еще одной умной лжи, я ответил: «Мы вернемся обратно», — и двинулся к открытому окну.
— Слишком поздно, — сказал он. — К забору.
Второй раз за тот вечер я решил, что умру. Пока не услышал, как громадный сибирский хаски Санденс нашего соседа появился у нас на заднем дворе вместе с бегущим за ним вприпрыжку владельцем, Стивом Мюрреем, учителем немецкого в старших классах и футбольным тренером.
Следующие секунды размылись в моей памяти. Я помню как бежал от грабителя в свой дом вместе с Питом и тренером Мюрреем по пятам, и захлопнул за собой дверь. Мы заперли дверь, оставив грабителя снаружи терроризировать жену и мать тренера, последовавших за ним, услышав переполох у нас в доме — поступок, заставивший меня ощущать чувство вины даже десятилетия спустя.
Затем мы взбежали по лестнице, погасили везде свет и вооружились. У меня в руке был большой мясницкий нож. Тогда у нас не было службы 911, так что мы набрали оператора, и я попросил соединить меня с полицией. Я говорил с диспетчером, который не переставая повторял мне успокоиться. Я объяснил, что не могу успокоиться, что в нашем доме был человек с пистолетом, и что он вернулся, и нам немедленно нужна помощь. Мы ждали в темноте у входной двери и обсуждали, как напасть на грабителя. К моему дому подъехала полицейская машина. Мы моргнули наружным освещением, и машина
