почву и возродим в ней прежнюю микрофауну! Мы протянем каналы мелиорации. Здесь взойдет пшеница, которая в городе чуть ли не на вес золота, а леса со временем разрастутся и начнут аккумулировать атмосферную влагу. Изменится региональный климат, возникнет самоподдерживающийся биоценоз, сюда хлынут измученные сутолокой и теснотой городские мигранты – они начнут продвигать лесопосадки дальше на Юг!..
И вот вместо этого – трещины той же мертвой земли, сухостой Старого Леса, могущий вспыхнуть от первого же удара молнии, и еле теплящаяся жизнь в Новом Лесу, где растворилась Аглая…
Неужели она в самом деле поверила Колдуну?
Нет, не может такого быть, никогда, ни за что!
Я ни с кем не делился этими мыслями. Мне было так плохо, как может быть плохо совершенно отчаявшемуся человеку. И потому я просто выходил на окраину и вглядывался, вглядывался в пелену зноя, заволакивающую горизонт. Так жив еще Новый Лес или нет? Он еще дышит или зелень, пробивающаяся сквозь пыль, это мираж моего взбаламученного сознания? Вдруг я вижу лишь то, что мне хочется видеть и окутываю реальность успокоительными иллюзиями?
Я мог так стоять часами, не ощущая ни жажды, ни голода, не чувствуя ни жары, ни одурманивающей мозг тишины, – стоял, пока не приходила встревоженная моим отсутствием Лелька, не брала меня молча за руку и не отводила домой.
И мы также молча шли по оглохшим, летаргическим улицам, и ступали в мягкую пыль, которая поглощала все звуки, и дышали отравой перегретого воздуха, и Поселок казался нам таким же безжизненным, как Мертвые Земли, простершиеся на сотни километров вокруг.
***
Все несколько оживляется, когда прилетает Ника. Его биплан, покачивая стрекозиными крыльями, делает традиционный круг над Поселком. Народ тут же стягивается на окраину, где расположена взлетная полоса. Тимпан и Зяблик уже приглаживают ее, разбивая штыковыми лопатами выгнутые кое-где вверх мелкие гребни земли. Дождей, впрочем, не было, полоса с прошлого раза не пострадала. Биплан весело пробегает по ней, чуть подскакивая на неровностях трещин, и с профессиональной лихостью замирает неподалеку от нас.
Ника выпрыгивает из кабины.
Он все такой же – в форме с серебряными крылышками на плечах, жизнерадостный, упругий, веселый. Лелька, дрыгая ногами, визжа от счастья, виснет у него на шее. Я протягиваю кулак, и Ника своим кулаком бьет по нему:
- Привет!
- Привет!
- Ну как вы тут? Еще живы?
– Частично…
Я стараюсь попасть ему в тон. Получается, вероятно, не слишком удачно, потому что Ника бросает на меня внимательный взгляд. К счастью, разбираться у нас времени нет. Комендант, тоже уже подошедший, солидно жмет ему руку:
- Привет, Николай! – кивает на задранный нос биплана. – Новенький получил, вижу?.. Жизнь налаживается?.. Ты как, сначала домой заглянешь или сразу же – на Совет?
- На Совет, конечно. Отдых – потом.
Ника перехватывает из разгрузки, прямо из рук Тимпана, десятилитровую бутыль с водой и ставит ее на тележку, которую предусмотрительно прихватил Ясид. Туда же грузит довольно солидный тюк, помеченный меловым крестом.
Кивает Лельке и мне:
- Это – вам.
Я замечаю завистливые взгляды Зяблика и Тимпана. Будут теперь ползти злобствующие перешептывания по Поселку. Ну так и что? Имеет право Ника привезти подарки своей семье?
Увлекаемый Комендантом, он нам машет:
- Пока! Я пошел…
- Не задерживайся! – кричит Лелька.
Дома мы распаковываем увесистый тюк. Там пять банок сгущенного молока – большая редкость по нынешним временам, пять банок тушенки – такая же необыкновенная редкость, пять банок консервированного компота – это уже для Лельки, компот она обожает, три пачки сахара, пачка соли, пласт цветастой материи – Лелька при виде его снова визжит: давно мечтала о новом платье, а под ним – семь целлофановых блоков сигарет «Евраз», тоже очень ценное приобретение. Сигареты – наша внутренняя валюта. Весят они немного, но блок сигарет – это три или даже четыре литра воды. Кстати, часть воды, привезенной Никой, Лелька тут же переливает в пищевую бутыль, придвигает к ней пачку сахара, пару сгущенок, блок сигарет и тычет пальцем в Ясида:
- Это для твоего деда. Не вздумай отказываться!
Ясид складывает перед грудью ладони и почтительно кланяется:
- Рахмат, белая госпожа! Я твой раб на всю жизнь!
Они с Лелькой хохочут, а потом Ясид, повернувшись ко мне, уже серьезно кивает:
- Спасибо!
Между прочим, дед Хазар, которому, как у нас, в Поселке, считают, примерно лет сто, в прямом смысле ему вовсе не дед, даже не родственник никакой, просто они с Ясидом говорят на одном языке: туркмен дили – больше никто в Поселке им не владеет.
Далее Лелька отправляет Ясида поймать курицу, а сама садится чистить картошку. Они готовят обед: вернется Ника – надо будет его накормить. Я им тут ни к чему. Но и уходить куда-то в эти часы мне кажется неудобным. Поэтому я усаживаюсь на крыльце и думаю, что последний год Лелька и Ясид все делают вместе. Я их постоянно вижу вдвоем. А недавно Ясид наполовину в шутку, наполовину всерьез сказал, что вот Лелька чуток подрастет и он на ней женится.
- Ты не против?
- Ну-ну… – только и смог вымолвить я.
А что еще можно было сказать?
И вот теперь я думаю, что это был бы неплохой вариант. Ясид – парень упорный, если уж что-то решил, обязательно сделает. Когда его лет восемь назад обнаружили в бетонных развалинах фермы – изможденного, полуживого, такой страшненький скелетик в лохмотьях – он по-русски слова не знал. Теперь же болтает целыми днями не хуже меня. Вообще – энергичный, дисциплинированный, здорово соображает, все схватывает на лету. Комендант как-то обмолвился, что через год – другой Ясид вполне может стать его заместителем. Не смотрите, что молодой. Если бы все молодые были такими, мы бы тогда – ого-го! – уже давно продвинули бы границу культивируемой земли до Черного моря.
Комендант по обыкновению преувеличивает, но за летние месяцы у меня сложилось четкое убеждение: за Ясидом Лелька будет как за кирпичной стеной. А это значит, что я могу спокойно уйти.
Я даже слегка вздрагиваю от этой мысли. Неужели я в самом деле собираюсь уйти? Откуда вообще эта мысль появилась и почему меня так тянет к себе тень Нового Леса? Чем он меня так приворожил? Почему мне все время кажется, что я слышу его тихий шепот? Галлюцинации от жары? Я с силой растираю руками лицо. Ника все-таки к нам прилетел –
