снова стукнула молотком, на этот раз сильнее, сломав его.
- Уберите этого извращенца из моего зала суда! - крикнула она, указывая на Джо рукояткой молотка, словно собираясь вонзить его ему в сердце. Член Джо торчал из расстегнутого комбинезона, перламутровые капельки спермы все еще блестели на набухшей головке его массивного члена.
Даже когда его тащили из зала суда, Джо не мог оторвать глаз от изображения на экране черепа Алисии, расколотого, вылизанного начисто. Он вспомнил вкус мыслей своей любимой. Это был самый глубокий экстаз, который он когда-либо испытывал. Экстаз, который он жаждал испытать снова.
- Уберите его отсюда! Сейчас же! Суд объявляется закрытым!
В течение следующих нескольких дней присяжные выслушали заключительные аргументы окружного прокурора и адвоката Джо. Обе стороны вели себя профессионально, и Джо пришлось отказаться от своей прежней оценки своего адвоката как едва компетентного. Его защитная речь была блестящей. Прошло меньше часа, прежде чем присяжные вынесли вердикт о невиновности по причине невменяемости, и Джозеф Майлз был помещен в государственную больницу для душевнобольных преступников. Четыре года спустя он был официально признан вменяемым и переведен в государственную тюрьму строгого режима.
Часть I
Сырой филиппинский кинилау
5 измельченных зубчиков чеснока
2 мелко нарезанных кусочка чили
1 нарезанная кольцами желтая, красная или белая луковица среднего размера
1 мелко нарезанный пучок зеленого лука
4 мелко нарезанных стебля зеленого лука
1 маленький измельченный кусок корня имбиря
½ стакана кокосового уксуса
2 средних нарезанных помидора черри
соль и перец по вкусу
один нарезанный на кусочки большой пенис без кожи
два яичка, разделанные и тонко нарезанные
Замаринуйте нарезанное человеческое мясо в кокосовом уксусе на 30-60 мин, слейте жидкость, затем соедините со всеми ингредиентами. Дайте постоять в холодильнике еще 30-60 минут. Подавайте охлажденным с вашим любимым напитком.
1
Дорогая Лана,
Я знаю, вы считаете меня чудовищем за то, что я сделал с вашей прекрасной сестрой. Ваше продолжительное молчание подтверждает это, и я едва ли могу винить вас. Должно быть, вам так же трудно понять то, что я сделал, как и мне объяснить это, но я попытаюсь. Я в долгу перед вами.
Самое трудное в том, чтобы быть тем, кто я есть, это то, что никто не признает это болезнью. Для большинства я просто зло. Но это объяснение не удовлетворит вас. То, что мои поступки можно объяснить злом, живущим во мне, не удовлетворит ни одного здравомыслящего человека. Мое проклятие (и это действительно проклятие) бросает вызов всем моральным нормам цивилизации. Это сбивает с толку цивилизованных людей. Я годами ломал голову над своей природой, и мои выводы кажутся иррациональными даже мне самому, хотя каждый опыт, каждое побуждение и желание подтверждают мой прогноз.
У меня серьезная болезнь, превратившая меня в чудовище. Это сделало меня существом, далеким от человеческого общества, изгоем. Я так же безнадежно зависим от потребления человеческой плоти, как наркоман от своей следующей дозы героина. И все же пьяница, наркоман, кокаинщик и даже обжора вызывают больше сочувствия и сострадания, чем я когда-либо мог надеяться, потому что их зависимости не уродуют и не убивают других. Их навязчивые идеи разрушают только их самих и их близких. Это уничтожает их собственных друзей и семью, их собственные жизни. Я мог только надеяться на такую доброкачественную зависимость. Я бы с радостью обменял свое проклятие на их.
Зависимость, которая мучает меня, подобна ужасной жажде вампира в сочетании с ненасытным голодом оборотня, и я убежден, что это проклятие. Вот почему меня признали невменяемым и приговорили к пожизненному заключению, а не к смертной казни, потому что никто не понимает, что происходит внутри меня, и никто не хочет знать! Они не верят, что это чудовище, каким я являюсь, имеет мало выбора или свободы воли, за исключением выбора, потакать ему или нет, что для меня было бы все равно, что отказываться от воды, когда у меня пересохло в горле, или еды, когда мой желудок сжимается от голода. Это вряд ли можно назвать выбором. То, что привело меня к таким отвратительным преступлениям, это болезнь, которая передалась мне. Она не соответствует моему характеру. Я от природы мягкий человек. Я не стал бы умышленно причинять вред даже самой маленькой блохе, если бы меня не вынудило к этому это ужасное проклятие.
Человек, которого я вижу в зеркале, уже не тот, каким я был когда-то, не тот, кем я мечтал стать. Это не тот человек, который впервые встретил Алисию, и, я думаю, не тот человек, которым я был бы, если бы на меня не напал мой собственный убийца-демон Деймон Трент, или если бы я не был рожден от семени злого отца, садиста-педераста, более страшного, чем Деймон Трент. Я знаю, как это должно звучать для вас, как будто я избегаю ответственности за свои действия, но вы ошибаетесь. Я знаю, что уже несу ответственность за свои злодеяния. Жизни, которые я отнял, преследуют меня, даже те, кто не был так невинен. Я хищник, который оплакивает свою жертву, и мое глубокое раскаяние - единственное доказательство того, что я все еще человек. Я каждый день оплакиваю Алисию. Я скучаю по ней так, как вы и представить себе не можете. Она единственная женщина, кроме моей матери, которая когда-либо по-настоящему любила меня. Я тоже любил ее, больше, чем мог выразить словами. Мое желание к ней пробудило во мне чудовище, и я подвел нас обоих, позволив ему одолеть меня, а затем и ее.
Я сожалею о том, что сделал. Пожалуйста, найдите в своем сердце желание простить меня.
Искренне,
Джозеф Майлз.
Джо сложил письмо и положил его в конверт. Он знал, что такая манера письма кажется сухой, формальной и устаревшей. Но ничего не мог с собой поделать. Чем дольше он оставался за стенами из стали и бетона, тем больше забывал, как настоящие люди разговаривают друг с другом. Все, что у него было, это книги Мэри Шелли, Брэма Стокера, Льва Толстого и Чарльза Диккенса. Они, как и множество других великих деятелей исторической литературы, были теперь его единственными друзьями. Он подумал, что лучше разговаривать, как они, чем как один из его товарищей по заключению или грубый тюремный надзиратель.
В следующий раз, когда придет его адвокат, Джо собирался передать ему письмо с просьбой отправить его Лане, как он сделал это с остальными. Он не хотел
