КГБ-ФСБ и ее бывшего мужа Шахнеса, зама экс-министра культуры, а сейчас дипломата в посольстве в Южной Корее. По крайней мере, похож. Романчева за голову хваталась когда дидятко взрослело, потом, вроде бы, все же спихнула сыночку под папино крыло в Корею. Да, точно. Я тогда только сливалась со сливками социума и мы пару раз с Романчевой культурно бухали, очень интересная мадам… она нылась тогда, что сынок вразнос идет, а горячо любящий его дедуля, офицер группы спецназа со всем известным названием, глаза на все бесчинства любимого внучка закрывает и везде ему попку прикрывает. О, я догадываюсь, кто разнес стену в ресте Некрашевича. Внучок офицера постоянно что-нибудь сносил. То шесть припаркованных машин у здания Биржи, то нервную систему сотрудникам полиции, недовольным другими его славными подвигами… Видимо, Катрин действительно спихнула экс-мужу их общего буйного ребятенка и папу-фейсера убедила не лезть, потому что я очень давно о Шахнесе не слышала ничего. Говорю же, интересная Катрин очень, тебе бы понравилась. Так уметь мужиками крутить, да еще такими мужиками…
— Это ты у нее нахваталась? — я посмотрела на кошака Кочерыжкиной, прежде похожего неразумным поведением на Шахнеса-младшего, пока Глебу на пути «случайно» не встретилась Ульяна Александровна. Правда, доводил Глеб не маму, а папу, председателя Комитета европейского бизнеса по машиностроению и инжинирингу и у них не было в родственниках высокопоставленных чекистов.
— Кое-что подчерпнула, жаль, что общались недолго, — признала Улька. — Катрин выскочила второй раз замуж за московского ресторатора, по совместительству резидента Лазурного берега и умотала из местного террариума.
Я оглянулась на Ульку и заметила за ее спиной нежелательное лицо номер один для нее, явно направляющееся к нам. К ней. Помяни черта…
— Добрый вечер, Виктор Андреевич. — Специально громко поздоровалась я с отцом Глеба, стремительно сокращающего расстояние до нашего столика.
Крепкий, в возрасте мужчина с жестким взглядом, не утрудившись узнаванием кивнул мне, и, остановившись перед нашим столом, глядя на неуловимо переменившуюся Малицкую, севшую ровнее и внимательно посмотревшую на него, без расшаркиваний произнес:
— Он пьет уже третий бокал виски, Ульяна. В чем дело?
— Сейчас. — Кивнула она, деланно разыскивая взглядом Глеба.
— Кто из вас за рулем? — прохладно поинтересовался он, пристально глядя на ее бокал с вином.
— Глеб нанял водителя.
Виктор Андреевич секунду смотрел на встающую со стула Ульку и, повернувшись, ушел в сторону ожидающих его мужчин неподалеку.
— Заебали оба. — Тихо выдохнула Улька. Взяв со стола клатч, подняла взгляд на меня, — подожди несколько минут, пойду у ребенка вкусняшку заберу, а то его папка сердится. Ты пока очаруй черевички.
Глядя в след Виктору Андреевичу, я, вздохнув и потянувшись за бокалом, поделилась рациональной мыслью:
— Я не думаю, что это хорошая…
— Ты слишком много думаешь, в этом основная проблема всех бабских несчастий, — перебила Улька, со значением бросив взгляд за мое плечо.
— Я на тебя подпишусь в инсте, все-таки, — умильно улыбнулась я Кочерыжкиной, натянувшей на себя маску и образ леди и поплывшей к Глебу, что-то горячо обсуждающему с приятелями.
Глоток вина, прикрыв глаза. А почему бы и нет, собственно?..
Отняла стекло от губ. Кончик языка медленно по нижней губе и, открывая глаза, немного повернула голову в сторону того, кого явно интересовал, как бы пошло это не звучало, мой язык.
Снова встретились взглядами. Мой сквозь ресницы и его явно улыбающийся. Так же расслаблен, почти та же поза, с той лишь разницей, что левая рука заложена в карман джинс, а правая на спинке дивана. Внешний вид, язык тела — независимость от мнения окружающих. Неутраченный интерес — самоуверенность. Вот с ней бы разобраться, до какого там предела и не за гранью ли разумности… И он мне очень в этом помог — подался корпусом вперед, явно собираясь встать. Ура! Рубрика «эксперименты»!
Я резко отрицательно качнула головой. Тотчас задержался на миллисекунду. Невербальная коммуникация примечательна тем, что некоторые неожиданные сигналы сначала воспринимаются инстинктивно. Как сейчас: дала отказ — тут же остановился. Значит, психологически цельный, не зацикленный на удовлетворении исключительно своих потребностей и интересов. Чем несказанно порадовал и заработал себе плюс сто очков. Все же встал, верно расценив мою улыбку и неотведенный от него взгляд. Встал, как и я. Высок, примерно на полголовы выше меня даже с учетом, что я на каблуках. Еще пятьдесят очков Гриффиндору.
Начала неторопливо разворачивать корпус и плечи, удерживая визуальный контакт. Кратко улыбнулась и полностью повернувшись к нему спиной, направилась в сторону туалета для сотрудников. Тот, что для посетителей сломался прямо перед самой презентацией, из-за чего возле клозета персонала почти весь вечер собиралась очередь.
Но, не сейчас, как оказалось. Небольшой полутемный коридорчик был пуст, однако дверь оказалась заперта.
Остановилась у небольшого мозаичного зеркала рядом, гадая, подождет меня у столика или перехватит на выходе. Глядя в свое отражение и поправляя волосы, боковым зрением видела, что не угадала.
Приблизился неспешно, остановился позади.
Близко. В личном пространстве. Заявление понятное. Обоняния коснулся шлейф парфюма. Свежий и чувственный аромат с нотами мускуса, еще, вроде бы, что-то древесное и почти неуловимый цитрус. Еще пятьдесят очков, ибо для меня важно чтобы от человека хорошо пахло.
Намеренно не смотрела в его отражение, пока не закончила с волосами и лишь затем перевела взгляд за плечо.
Он не был эталонно красив, совсем нет, но он был до одури интересен. На красоту чаще просто любуются, а здесь хочется рассматривать, изучать. С такими лицами действительно увлекательно работать, подбирать свет, ракурс, изменять экспозицию на стоп, то есть количество света, которое попадает в объектив… потому что даже если он будет с одним и тем же выражением лица, на каждой фотографии он будет будто другой. Это не модели, на которых что хочешь, то нарисуешь, это совершенно иной типаж…
Черты лица четкие, строгие, мужские. Именно такие, когда в организме нет перебора тестостерона, огрубляющего лицо и придающего скучную брутальность. Щетина, вроде даже без коррекции барберов, и тоже в меру, ровно так и столько, как и сколько нужно. Линия губ мягкая очень и в то же время ясно очерченная. Профиль у него хорош, так что про нос в анфасе и говорить нечего. Все это вкупе с глазами, со взглядом… вместе создавало такой ансамбль, что от него не хотелось отводить взгляда. Да и не моглось. И я смотрела в его миндалевидные глаза, бархатно карие, с сокрушающей поволокой.
Чудилось, что взгляд этих
