Её едва слышно, но она не жалуется. Ни разу за последние несколько часов.
На вершине выступа мы действительно находим кое-что ценное – поляну. А на поляне, среди низкой травы – красные ягоды, сладкие и пахучие, но очень уж крохотные. Они прячутся под широкими листьями, а мы всё равно отыскиваем их и едим с жадностью, молча и не тратя времени на разговоры. Собрав все до единой, лежим с закрытыми глазами под рассеянной тенью дерева. Я аккуратно трогаю подушечками пальцев свои лоб и щёки – кожа уже не такая болезненная – ожог начинает спадать.
– Хоть бы они не были ядовитыми… – вдруг вздыхает Цыплёнок.
Я даже поднимаюсь, чтобы видеть её лицо.
– Ты серьёзно? Лопаешь ягоды и… даже не уверена в их безопасности?
– А какая разница? Ядовитые или нет, так или иначе мукам конец… – негромко сообщает она свои соображения.
У меня только брови взлетают. И всё? Вот так легко она готова поставить свою подпись под капитуляцией? Без борьбы? Без сопротивления?
– Они не ядовитые. Я не могу вспомнить название, но точно уверена, что они безопасны. Мне их вкус знаком.
– Мне как будто тоже, – признаётся она и тоже поднимается. – Пойдём дальше? Сил вроде прибавилось. Но пить всё равно очень хочется.
Сил и впрямь прибавилось. И настроения.
– Смотри, видишь вон ту расщелину? – показываю ей. – Я думаю, если ручей и есть в этой местности, то наверняка там. Нам теперь нужно только найти достаточно безопасный спуск.
Легко сказать – найти. Одно дело подниматься по каменным выступам вверх, цепляясь руками и ногами то за камни, то за ветки кустов, и совсем другое – спускаться вниз. Сорваться так гораздо проще.
– Я думаю, нам нужно продираться через кустарник, – соображаю вслух. – Даже если упадём, будет шанс ухватиться за ветки или хотя бы застрять в них.
– Согласна, – говорит Цыплёнок.
Кажется, у неё вообще нет своего мнения ни о чём. Она соглашается с любым решением и, что хуже, всегда ждёт его. Сама даже не пытается думать или что-либо предпринимать.
Под сросшимися своими верхушками в один сплошной свод кустами оказывается лабиринт из тоннелей – высохших от недостатка света веток и листьев, образовавших пустоты. Мы спускаемся задом-наперёд – так, чтобы голова находилась выше ног. Это нелегко – вокруг пыль, частично перегнившие листья, наверняка кишащие насекомыми, и духота. Пить хочется ещё сильнее.
– Чёрт… Надо было всё-таки без кустов путь искать… – сокрушаюсь я.
– Да, надо было, – соглашается Цыплёнок.
Однако, на этом пути нас ждёт награда: еда. Дерево – совсем маленькое, судя по толщине ствола – каким-то чудом растёт из трещины на каменистом склоне, даёт плоды и роняет их на кусты. Я разглядываю несколько штук на моей ладони почти с блаженной улыбкой.
– Лесной орех! – с таким же упоением сообщает их название Цыплёнок.
Всё её лицо перепачкано разводами пота и пыли, но глаза сияют от счастья. Мы находим камни подходящего размера, разбиваем орехи и с жадностью их уплетаем.
– Пить фуфет хофеться потом ещё фильнее! – предупреждает Цыплёнок набитым ртом.
– Ерунда! Влага есть и в орехах – это лучше, чем ничего. И потом, калории прибавят нам сил.
Наевшись, мы собираем всё, что нам удаётся найти и складываем каждая в подол своей футболки. Теперь передвигаться мы можем только при помощи одной руки, зато сытые.
Спустя примерно час, полуживые выбираемся из тоннелей, которые мне примерно с половины пути уже стали казаться моим посмертным адом. Внизу ощутимо прохладнее, но самое главное, слышится шум чего очень жидкого.
– Ты слышишь это? – спрашиваю напарницу.
– Да! – тоже шёпотом отвечает она.
И мы почти одновременно срываемся, перепрыгивая кочки и камни, огибая кусты, как две горные козы. То, что так животворяще журчит, как назло тоже облеплено кустами, но эти – непроходимые. У них длинные ветки-плети, сплошь покрытые острыми шипами. Мы с Цыплёнком летим вдоль них и вдоль берега ручья, как шальные, в поисках бреши в этом колючем заборе. И такое место вскоре находится.
Но… там уже занято.
Глава 5. Хозяин лесаГора из коричневой шерсти, услышав нас, разворачивается и встаёт на задние ноги. Я знаю, кто это, я помню, что сейчас категорически нельзя поворачиваться к нему спиной и убегать – это спровоцирует у зверя инстинкт преследования, но убей не помню название животного.
– Ме-е-едве-е-едь! – воплем подсказывает Цыплёнок.
– Тихо! Не поворачивайся спиной! Не беги! Медленно… по шажочку отходим назад!
Едва я успеваю выдать инструкции, как медведь приподнимает верхнюю губу, обнажив зубы, и издаёт грозное:
– Рррррррррр!
И уже через мгновение мои ноги несут меня со скоростью света. Я перепрыгиваю кусты целиком, перебираю ступнями камни, как ступеньки, и ору «А-а-а-а!». Почему-то в этом «А» попадаются и согласные буквы, но мне некогда размышлять о том, что бы они могли означать.
В конце концов, когда ног своих я уже почти не чувствую, мне приходит на ум, что, если бы медведь принял решение гнаться за мной, он бы уже давно догнал и съел. А может быть, он решил, что Цыплёнок вкуснее? У меня уже почти просыпаются угрызения совести, как вдруг я отчётливо слышу топот её кроссовок и пыхтение позади себя.
– Ты… здесь? – то ли спрашиваю, то ли констатирую, как только у меня это получается, хотя всё ещё задыхаюсь от продолжительного бега.
Моя попутчица тоже, очевидно, не может ещё говорить и поэтому кивает. Мы стоим, прижавшись к мощному стволу раскидистого дерева, и смотрим друг на друга.
– Я ж говорила… бежать нельзя и поворачиваться… тоже… – зачем-то упрекаю её.
Цыплёнок закрывает глаза и прижимается к стволу ещё сильнее, теперь спиной. И мне становится её жаль.
Я аккуратно выглядываю из-за дерева – проверяю, нет ли медведя, и осознаю, как это глупо и по-детски. Откуда-то мне известно, что этот зверь лазает по деревьям и бегает гораздо шустрее меня. У человека нет против него шансов, вернее, есть только один – надеяться, что у животного найдутся другие хлопоты. Что собственно и произошло в нашем с Цыплёнком случае.
– Ладно. Пока что нам, похоже, везёт, – констатирую.
– И при том, по-крупному, – соглашается Цыплёнок, искоса взглянув на меня.
Мы опускаемся на землю и сидим рядышком, уложив спины и головы на ствол.
– Орехи только растеряли, – вдруг говорит Цыплёнок.
– Господи… точно!
Я не то слово расстроена. Это была единственная встретившаяся за всё время многочасового пути серьёзная еда.
– Ты не помнишь, где было то дерево?
