Друг Мари — мой друг!
— Благодарю и с радостью принимаю ваше предложение, но я вижу, вы куда-то торопитесь? — я кивнул на дорожную одежду д'Артаньяна и плащ, накинутый на плечи.
— Кстати, — хитро улыбнулся гасконец, — а не окажете ли мне ответную любезность? Мелочь, но вы меня очень выручите.
— Что угодно! Деньги? — я потянулся было к кошельку, но д'Артаньян остановил меня жестом.
— Нет, любезность иного рода. Видите ли, у меня намечается драка с некими господами, но их двое, а я — один. Я хотел было попросить прогуляться со мной за компанию одного своего знакомого, но не смог застать его дома, а время не терпит. Так что, если вас не затруднит…
Японский городовой, опять дуэль! Интересно, это мне так везет или благородный человек в Париже, несмотря на все запреты, дня прожить не может, чтобы не проткнуть кого-нибудь куском железа?!
Я тяжело вздохнул. Д'Артаньян заметил это и оценил по-своему.
— Вы отказываетесь? — спросил он, нахмурившись.
— Тысяча чертей! Разумеется, я согласен! — ответил я, и лицо гасконца прояснилось.
— Как вы сказали? Тысяча чертей! Любопытно, надо будет запомнить. Пойдемте же, де Ла Русс, до назначенного часа осталось не так много времени, по дороге я все вам расскажу…
Мы вышли на улицу. Моросил легкий дождь. К счастью, за это время мою лошадь не угнали местные лихие люди, и она спокойно стояла там, где я ее оставил.
— Ого, да вы верхом! Это хорошо. К несчастью, у меня в данный момент нет лошади, но нам не слишком далеко. Влезайте в седло, шевалье, а я побегу рядом!
Я не стал спорить, рана в боку все еще болезненно напоминала о себе при каждом моем неосторожном движении.
Так мы и двинулись, д'Артаньян — чуть впереди, показывая дорогу, я прямо за ним. Гасконца нисколько не смущал такой способ передвижения. Видно, несмотря на гонор, он привык к скудному существованию, но не смирился с ним.
— Понимаете ли, любезный де Ла Русс, обедал я давеча в одном местечке, — пустился между тем д'Артаньян в объяснения. — Нет, не у попаши Джозефа, его стряпней только крыс травить. В приличном месте. А там за соседним столом обедали еще двое. И, вы не поверите, они говорили по-немецки! Словно псы тявкают! Га-гав! Гав-гав! Это у нас-то, в самом сердце Франции! Нет, я сам этот язык не понимаю. Что я, собака? Но опознать — опознал. Я им и говорю, причем, очень вежливо, мол, господа германцы, не изволите ли изъясняться на человеческом наречии, данным нам Господом Богом. А они, представьте себе, имели наглость отказаться! Более того, посмеялись надо мной! Они посмели заявить, что я сам-то говорю не по-французски! Дело кончилось тем, что мы договорились в два часа пополудни встретиться на природе, подышать совместно свежим воздухом.
— А вас не беспокоит эдикт о запрете дуэлей? — спросил я, с любопытством выслушав эту замечательную историю. Тем смешнее она звучала, что из-за акцента, я сам не всегда до конца понимал, что говорит гасконец. Это, очевидно, и имели в виду немцы. Но одно я понял точно — характер у него был не сахар.
— Не думаете ли вы, что Его Величество запретит своим честным слугам убить пару тевтонцев? — искренне удивился д'Артаньян.
Самое интересное, что через некоторое время мы прибыли… правильно, к той самой полянке подле монастыря Дешо, где всего пару недель назад я прикончил мушкетера.
Там нас уже ждали. Смотрелись господа немцы весьма солидно. Богатые одежды, прекрасные перевязи, дорогие жеребцы, привязанные тут же у дерева. Мы в сравнении с ними сильно проигрывали, но д'Артаньяна, как видно, вообще сложно было чем-либо смутить.
— Господа, мы ожидали вас! — недовольно произнес один из германцев, который выглядел чуть постарше своего товарища, на вид ему было лет тридцать пять. Второму же — не больше двадцати.
В ту же секунду часы на одной из городских башен пробили два раза. Дождик к тому моменту стих.
— Мы как раз вовремя! — д'Артаньян уже скинул плащ прямо на траву и готовился к поединку. — Кстати, это мой товарищ, шевалье де Ла Русс.
Я спустился с лошади и слегка поклонился.
— Я — барон фон Грюнберг, — представился и германец, после чего кивнул на второго: — А это фон Ремер.
— А меня вы уже знаете! — сообщил д'Артаньян. — Ну что, приступим? Или вы желаете извиниться?
— Unmöglich![2] — заявил фон Грюнберг.
— Ну вот, вы опять начинаете! — рассердился д'Артаньян.
— Вы желаете, чтобы я убил своего или просто ранил? — шепотом спросил я у гасконца, пока немцы готовились к поединку.
— На ваше усмотрение, шевалье. Своего я точно прикончу, больно заносчив!
«Кто бы говорил», — подумал я, но, разумеется, промолчал.
Мне достался младший германец фон Ремер. Выглядел он не слишком опасным, но недооценивать противника я не собирался. Тем более, учитывая мою рану. При любом неосторожном движении шов мог разойтись, поэтому закончить все нужно быстро.
Все произошло даже лучше, чем я планировал. Фон Ремер оказался неплохим мастером, и я даже не знаю, как долго продлился бы наш поединок при нормальных условиях, но ему банально не повезло. Не успели мы обменяться парой ударов, как Ремер поскользнулся на влажной после дождя траве, потерял равновесие и чуть не упал, взмахнул руками, словно птица, удерживая равновесие, да так неудачно, что напоролся предплечьем на мою рапиру.
Шпага выпала из его руки, Ремер побледнел и покачнулся.
— Желаете продолжить поединок? — я отступил на шаг и дал возможность германцу прийти в себя.
— Я не владею левой рукой, — покачал головой Ремер, не делая попытки поднять с земли оружие.
— Geben Sie auf, Monsieur?[3] — спросил я, приставив клинок к его груди.
Он удивленно взглянул на меня, не ожидая услышать родную речь, но ответил ожидаемо:
— Сдаюсь, шевалье. Моя жизнь в ваших руках!
— Оставьте ее себе, месье. Я полностью удовлетворен.
Д'Артаньян, между тем, как молодой сайгак скакал вокруг фон Грюнберга. Тот отбивался, но видно было, что немец подустал. Все же разница в возрасте в пятнадцать-двадцать лет давала о себе знать. И хотя барон блестяще владел шпагой и в целом был в хорошей физической форме, но молодость и задор делали свое дело. Д'Артаньян выматывал противника, заставляя его обливаться потом.
По правилам
