боярин Горан? Не лучше ли ему?
— Княжичи все в потайном месте спрятаны, в ближней усадьбе, — хмуро обронил Горан. — Там, где королева Мария живет. С ними два десятка воинов, от греха. А сам князь того и гляди отойдет к богам. Я только что был у него. Он совсем плох.
— Надо гонца домой послать, — поднялся Внислав, жупан Праги. — Предупрежу своих, чтобы быстро не ждали.
— Предупреди, — мотнул седой головой Горан. — Его пропустят, я распоряжусь.
— Народ волнуется, бояре, — стукнул посохом Моимир. — Надобно убийцу казнить прилюдно, чтобы успокоить людишек. Глядишь, и разойдутся по домам.
— Да! — послышались голоса еще нескольких жупанов. — Лошадьми разорвать суку. Чтобы неповадно было!
— Не бывать тому, — грозно посмотрел на них Горан. — Князь жив. И пока он жив, судить его жену никто не будет.
— А не много ли ты берешь на себя, боярин? — вперед выступил Живила, жупан из земель хорватов. Он заорал. — Она нашего князя убила! Да на кол ее! Или, как почтенные бояре говорят, конями разорвать!
— Сядь на место, Живила! — зыркнул из-под бровей Горан. — А если без разрешения еще раз рот раскроешь, я тебе язык отрежу и собакам скормлю.
— Ничего, — буркнул себе под нос Живила и сел на место. — Долаешься, пес поганый, придет наше время. Отольются тебе чужие слезы.
— Ждем, бояре! — сказал Моимир, когда к нему подбежал его дворовый человек и жарко зашептал что-то в самое ухо. — Недолго осталось.
* * *
Самослав лежал в своей спальне недвижим, словно деревянная колода. Жарко было невыносимо, и князь был весь в поту. Бояре ходили вокруг него хороводом, глядя кто с жалостью, кто с гневом, а кто и с нескрываемым злорадством. Заплаканная Любава молилась у его постели чуть ли не час, пока муж силком не увел ее. Деметрий мелко перекрестил князя и произнес, скрипнув зубами:
— Узнаю, кто это сделал, своими руками убью!
— Так Людмила же…, - непонимающе посмотрела не него Любава. — Я же своими глазами видела!
— Не она это, — покачал головой Деметрий. — Вспомни, какое лицо у нее было, когда наш князь захрипел и за горло схватился. Да и княгиня наша женщина на редкость простая. Не сможет она так притворяться.
— И впрямь, — задумалась Любава, и в какой раз уже произнесла, смахивая слезы. — Господи, дай нашему государю здоровья. Я дары великие в церковь принесу! Ничего не надо мне больше, ни золота, ни камней! Только сохрани его для нас, милостивый боже! Прошу тебя!
Они вышли в дверь, а Батильда сказала охране у двери.
— Пока что кроме боярина Горана не пускать никого! — и она заперла дверь на засов. — Я скажу, когда можно будет.
— Батильда! — прохрипел Самослав. Пересохший язык едва ворочался во рту. — Я жрать хочу! Мяса мне принеси! И побольше!
— Нельзя, ваша светлость, — поджала губы служанка. — Еще рано! Только вода и то по ложечке. У меня приказ!
— Да кто же тебе такой приказ дал? — задушено промычал князь. — Убил бы гада!
— Так вы сами и дали, ваша светлость, — Батильда села рядом. — Сказали, что иначе неубедительно выйдет. Дайте-ка я еще синеву под глазами наложу, а то она от пота уже совсем расплылась.
Глава 23
Конец декабря 630 года. Тергестум (совр. Триест).
Стричь лысую овцу не получалось никак. Истрия была разорена, и если бы не помощь из-за Дуная, которую привезли санные поезда, дружина Виттериха жрала бы зимой собственные ремни. А ведь зимы в этих благословенных местах были куда мягче, чем даже в Галлии. Сказывалось наличие гор, что полукругом укрывали здешнюю бухту. Но все равно от холода не скрыться было никак, он проникал в каждую щель. Жизнь замерла, и только дымки очагов говорили о том, что на этой земле все еще живут люди. Окрестности на полдня пути очистили от захватчиков-хорватов, и новые подданные Виттериха начали смотреть на жизнь с осторожным оптимизмом. Бывшие римские куриалы, члены городского совета, лишенные земель в окрестностях города, готовы были сами взяться за рукояти плуга. О колонах и арендаторах, как в стародавние времена, и речи быть не могло. Колонов уже и в самой Империи не осталось, слишком уж ценен стал человеческий труд после непрерывных эпидемий и войн, что сменяли друг друга с частотой калейдоскопа. Свободной земли после нашествий варваров здесь было полно, и уцелевшие римские землепашцы идти в кабалу больше не хотели. Потому-то горожане теперь будут работать сами, ведь голод не тетка. Впрочем, они и этому были рады. Многие из них подняли старые грамоты, подтверждающие их права на землю, и даже малейшее подобие порядка в ближайшие годы дарило людям ощутимую надежду на сытую жизнь.
Виттерих крутился, как белка в колесе. Захват Полы[1], что расположилась на самом юге полуострова, прошел довольно быстро. Город просто сдался, поверив обещаниям нового герцога и парламентеров из Тергестума, которые поклялись горожанам, что этим звероподобным парням на решения Второго Константинопольского собора плевать с высоты местной базилики, а налоги теперь будут пополам от того, что требовали мытари экзарха Равенны. А еще будет соль по сходной цене… А еще зерно на семена… А еще ненавистных хорватов угомонят, наконец, жуткие всадники с изуродованными головами. А еще новый герцог поклялся, что если они добром не сдадутся, то он город возьмет приступом и продаст их всех на рудники. И это окончательно утвердило местных жителей в их выборе. Почесали затылки граждане древнего города, перекрестились, и открыли ворота. Так беглый имперский клибанарий[2] Виттерих, еще не так давно нищий бастард короля готов, стал владельцем двух лучших гаваней на востоке Адриатики.
Новый герцог объехал почти весь немаленький полуостров, посетив уцелевшие общины римлян и словенские роды, что жили тут уже чуть ли не полсотни лет, и эти земли считали своими. Виттерих обещал, угрожал и льстил напропалую. С кем-то из словен он договориться смог, с кем-то нет, и эти непокорные роды весной будут разгромлены и уведены за Дунай. С римлянами все было куда проще. Обещание прекратить грабежи и установить разумные подати сделали чудо. Истерзанные отсутствием порядка люди были рады подчиниться любому, кто прекратит вакханалию последних десятилетий. В этих землях выросло целое поколение римлян, не знавших власти императоров, а сборщики налогов не заходили так далеко, потому что боялись отойти от побережья. Ведь уже в паре миль от берега и вовсе не было никакого закона. Несколько мелких городков Истрии тоже признали власть Виттериха без лишних разговоров, им уже было все равно…
— Мы давно живем в окружении варваров, и ваши
