Стеттон подошел к нему и выглянул в окно. Солдаты остановились в дюжине шагов от двери, и один из них, тот, кому досталось от Стеттона, похоже, убеждал остальных пойти на штурм.
Вдруг человек с бородой выхватил из кармана револьвер, направил его в окно и выстрелил в самую гущу группы. Один из солдат упал; остальные, даже не остановившись, чтобы помочь товарищу, развернулись и исчезли на освещенной луной улице.
- Трусы! - презрительно фыркнул мужчина, пряча оружие в карман. И повернулся к Стеттону: - Вам лучше присмотреть за вашими спутницами. Я останусь здесь.
- Но почему... я не знаю, где...
- Вам нужно продержаться ночь. К утру офицеры возьмут их под контроль, и вы сможете вернуться к себе.
В задней части дома есть две комнаты с кроватями. Если я вам понадоблюсь, вы найдете меня там, - закончил он, указав на комнату справа.
- Но, прошу прощения, вы здесь один?
Бородатый посмотрел на Стеттона пронизывающим взглядом:
- Молодой человек, вы слишком много говорите.
Хотя неудивительно... эта ваша поразительная английская беспардонность.
- Американская, - улыбнулся Стеттон.
- Это все равно.
- Мы так не думаем.
- Ладно... оставьте меня. - Над черной бородой блеснули черные глаза. - Во всяком случае, все это, - он обвел рукой вокруг, видимо имея в виду сотрясаемый войной центр Фазилики, - все это - результат вашего беспардонного вмешательства. В этих горах должны быть мы... И если бы турки не пользовались вашим покровительством... если бы вы оставили это нам...
Стеттон, который уже собирался выйти из комнаты, повернулся от дверей:
- Нам?
Бородатый неприязненно нахмурился:
- Да, нам. Я - русский, сэр.
И еще более нахмурился. А Стеттон, подумав, что их хозяин не без странностей, повернулся и, не говоря более ни слова, отправился к женщинам. Он нашел их в задней комнате: они сидели в углу на кровати, прижавшись друг к другу. При его появлении обе спрыгнули на пол и бросились к нему с нетерпеливым вопросом:
- Солдаты?
- Они ушли, - сказал Стеттон. - Вы в безопасности.
Его глаза остановились на лице молодой женщины; теперь, когда появилась возможность рассмотреть ее, он не мог оторвать от нее глаз.
Она была на диво хороша собой. Белизна ее гладкой кожи, великолепные золотистые волосы, яркий блеск серо-голубых глаз. Но даже в этот момент, когда Стеттон впервые почувствовал ее неотразимое очарование, он смотрел в серо-голубые глаза с какой-то робостью, настолько смело она встретила его взгляд.
- Наш хозяин спугнул их, - объяснил он, с трудом приходя в себя. -,На ночь мы в безопасности... мы можем спать здесь... а утром волнения улягутся.
- О, как вы добры к нам! - воскликнула Виви, бросаясь к нему с распростертыми объятиями.
Ей было лет семнадцать-восемнадцать. Ее спутнице - лет на пять больше. Скромную прелесть девушки, впрочем, не такую уж и скромную, совершенно затмевала яркая красота другой.
- Как вы добры к нам! - повторила Виви.
Молодая женщина улыбнулась.
- Да, вы заслужили нашу благодарность, - поддержала она Виви. - Если это не было для вас... Но об этом слишком страшно думать. Должно быть, глупо пытаться благодарить вас... месье...
- Меня зовут Стеттон. Ричард Стеттон.
- А меня - Алина Солини. Мою юную подругу - Виви Жанвур. Она француженка, как видите. Нам нечего сказать о себе. Когда уходишь в монастырь, прошлое умирает.
- А будущее? - спросил Стеттон, сам не понимая, что имеет в виду.
- И будущее тоже.
- Но разве не стыдно хоронить цветок?
- Когда он увядает? - улыбнулась Алина Солини.
- Нет, я хотел сказать, пока он еще свеж и хорош.
- Это слишком смело сказано, месье Стеттон.
- Прошу прощения, но у меня есть глаза, чтобы видеть, и язык, чтобы говорить... - Стеттон вдруг остановился и вскричал: - Боже, я забыл! Вы же ранены и нуждаетесь в немедленной помощи!
Алина пожала плечами:
- Это пустяки.
Но Стеттон настаивал, и она в конце концов протянула ему руку для осмотра. Рана действительно оказалась несерьезной - и вряд ли болезненной, - но белая кожа была ободрана, и безобразная красная полоса тянулась ниже локтя. Испуганно ахнув, Стеттон исчез и вскоре появился с миской воды и полосками ткани.
Заметив, как Виви улыбается, глядя на его неловкие попытки обмыть и перевязать рану, он уступил место ее ловким пальчикам, а сам молча наблюдал за процедурой, сидя на краю кровати.
Теперь, когда опасность миновала, Стеттон поздравил себя с интересным приключением. Оно может стать еще интереснее, удовлетворенно добавил он про себя.
Если же нет, то не он в том будет виноват.
Он смотрел на Алину и невольно задавался вопросом, как эта ослепительной красоты женщина убедила себя отказаться от мира и его удовольствий; с обычным для американского протестанта невежеством во всем, что касается римской церкви, он предполагал, что никто никогда не уходит в монастырь без пострижения.
Надо признать, Алина в самом деле была совершенством. Он испуганно вздрогнул от звука ее голоса.
- Вы слишком пристально смотрите на меня, месье Стеттон.
- Простите, - запинаясь, извинился он, - я задумался.
- Меня восхищает ваша смелость, - сказала Алина, и, хотя тон ее был шутливым, глаза оставались холодными. Она повернулась к девушке: Благодарю тебя, Виви, перевязка превосходная. Вы будете спать в этой комнате, месье?
- Может быть, для вас есть другая, - ответил Стеттон, - более комфортабельная. Я посмотрю?
- Нет, эта достаточно хороша. Другую мы оставим вам.
Стеттон покачал головой и указал на дверь:
- Я лягу там.
- В этом нет необходимости.
- Но если вы позволите... я не простил бы себе, если бы кто-то причинил вам зло...
- Очень хорошо. - Алина улыбнулась и протянула руку. - Тогда мы желаем вам доброй ночи.
Стеттон подался вперед и взял ее за руку. Рука была белой и мягкой; сквозь нежную кожу он почувствовал тепло ее крови. Она сжала его пальцы... или ему показалось?
Подняв голову, он увидел, что она смотрит на него со странной улыбкой, приветливой и в то же время холодной, а в глазах ее - приглашение, очень похожее на вызов. Стеттон почувствовал, как по телу пробежала нервная дрожь. То ли от удовольствия, то ли от страха.
Продолжая глядеть в серо-голубые глаза, он поднял руку Алины и осторожно коснулся ее губами.
