И, благодаря такому закономерному вопросы, в этом странном мужчине я отца и признала.
Не выдержав, рассмеялась. Наверное, это было нервное. Очень уж насыщенным вышел денек, при том что в то время только наступал полдень. Пашка рассмеялся вместе со мной. Но количество насчитанных звезд все же назвал – ну а попробуй не ответить на вопрос моего отца! Отец поверил ему на слово и проверять не стал. Пашка взгромоздил рюкзак на спину, и вот счастливые племянник и дядя даже как будто куда-то ушли, как меня осенило:
– А мои вещи?
Отец обернулся, взглянул на меня и ответил равнодушно:
– Собирайся, Яна. Давно пора было.
– Мы будем ждать тебя! – добавил Пашка. – Но все равно пошевелись, этот… кок.
Я возмущенно посмотрела на него. Пашка добавил невинно:
– Ну ведь кто ещё будет готовить нам и хомяку еду?
– О да, – только и сказала я. – Точно. – И пробормотала себе под нос: – Вы, юнга, какую кашу больше любите: рисовую или геркулесовую? А вот придется полюбить.
И пошла собираться – что ещё оставалось? Скидала свободно лежащие вещи в спортивную сумку к другим вещам. Туда же попыталась запихать сумку парадно-выходную, с которой когда-то приезжала к тете. Но не получилось, как ни старалась. Поэтому вышла я в коридор, обвешанная сумками.
В прихожей никого не было. А я не так уж долго собиралась, между прочим! Минут десять. Или пятнадцать. Или… Положила сумки на пуфик, обулась и вышла на улицу.
Отец с Пашкой крутились около машины, ведя о чем-то серьезные беседы.
– А дом кто будет закрывать? – поинтересовалась я, выглядывая из-за калитки.
– Ключи лежат в прихожей, – ответил отец. – Замкни сама и приди к нам.
– Прояви свою сообразительность, кок! – не постеснялся заметить Пашка. Я грозно посмотрела на него, повторяя себе: «Только без молний в глазах». Душа – она такая… Может и в глазах отразиться. – Наш корабль вот-вот отчалит.
– Пожалуйста, – не вытерпела я. – Уезжайте. А я останусь на необитаемом острове и буду варить кашу сама себе. И плакать.
Кажется, Пашка все же смутился:
– Почему же плакать?
– Тосковать, – ответила честно. – Из-за одиночества. Ждите, в общем, тут.
И скрылась за воротами, пока они не продолжили свои странные ролевые игры.
Ключ в прихожей и правда лежал – на одной из полок гардеробной. Ну и кто так складывает ключи?.. Их же стащить с этого видного места – дело трех секунд. Я, правда, заметила ключи только после того, как меня в них ткнули носом, и все-таки… Кому надо, тот найдет быстрее.
А я не знала, надо ли мне все это или нет.
Несмотря на беззаботность, с которой общались отец и Пашка, и мои попытки изобразить нечто похожее, наши с отцом мысли занимал куда более важный вопрос.
«Примет ли?..»
Должна. Хотя бы ради сына.
Ключ все же оказался в моих цепких лапках. Чтобы случайно не уронить его под шкаф, а я такое могу, я крепко сжала кулак, чувствуя прикосновение ребристой поверхности к коже. Не спала… Вновь повесила на себя сумки и вышла из дома.
Два оборота – и дом опустел.
Когда же он вновь наполнится голосами? И наполнится ли?..
Кто будет заботиться о цветах? Их у тети так много… А соседей, что придут, чтобы поухаживать за цветами, нет. Тетя попросту не успела бы никого предупредить.
А о тете? Кто будет заботиться о ней? И будет ли она тосковать – из-за одиночества?..
Когда я вернулась к отцу и братцу, они уже сидели в машине. Все самой, все самой… Открыла багажник – благо, машина у отца была хорошая, а поэтому багажник открывался легко, кинула в него объемную сумку. А потом распахнула заднюю дверь и заглянула внутрь.
– О, Яна! Ты со мной? – воскликнул Пашка. Все как нужно: детское сидение с ремнями… Вот только откуда оно у нас? Впрочем, мало ли, что поменялось в машине, за те полгода, что я на ней не ездила.
– А с кем же ещё…
– С дядей Лешей….
– Дядя Леша справится как-нибудь сам, – заметила, забираясь внутрь. – Пусть по компасу ориентируется. А мы посидим с тобой.
– Не забудь пристегнуться, – произнес отец с переднего сидения.
Я потянулась к ремню – на этот раз села так, что он оказался справа, хотя обычно я предпочитаю сидеть на левом сидении, – и заметила:
– Точно. А я уже и отвыкла. В автобусах ведь нет ремней.
Отец посмотрел на меня через зеркало заднего вида – я встретилась взглядом с отражением его глаз и отвернулась. И не хотела я ни на что намекать… Ну, может, только если совсем немного. Да и что на правду обижаться? Я в автобусах по несколько раз в неделю езжу, а в машине не сидела уже с зимы. То есть, в отцовской машине. Помнится, несколько дней назад один приятель моего беломагического врага любезно согласился подбросить одну дуру с букетом иван-чая.
На мгновение показалось, что все это было невероятно давно.
И мы поехали домой, почти ни о чем не разговаривая. Включили радио: по нему крутили популярные песни, многие из которых я слышала впервые. Пашка раза три восхитился окружающими пейзажами. Ведь и правда было, чем восхититься. Луга кипариса, засеянные злаковыми культурами поля, леса, пригородные дачи – и мы прибыли в город.
А уже там – наш дом высоко над землей. Как Пашка радовался езде в лифте – надо было видеть. Это и понятно. Пашка катался на лифте даже реже, чем я на машине.
Мы вошли в квартиру, и отец кивнул мне, мол, отвлеки ребенка, пока я немного… приберусь.
А я, елка-Янка, нагромождённая сумками – Пашка, скромный мальчик, мне и свою скинул – кивнула в ответ. И мы пошли. Я – медленно, а Пашка – подпрыгивая.
Чем отвлечь ребенка, что целое утро твердил про то, как хочет увидеть Хомячидзе-а-его-правда-так-зовут-Яны?
Когда мы попали в коридор с клеткой и Пашка, пища от восторга, побежал смотреть хомячка, я непроизвольно взглянула направо. На кухне было тихо. Домовой притаился. И не потому, что в доме появился маленький ребенок – черномагическая книжка клялась, что детей домовые любят. Домовой испугался отца. Он его всегда боится и молчит, хотя о проживании домового отец прекрасно осведомлен.
Совсем, бедняга, загрустил тут, в компании зловещего черного колдуна…
Я вошла в комнату, скинула сумки и подошла к Пашке.
Братец сидел на нагретом солнцем полу и восхищенно смотрел через прутья клетки. А Хомячидзе, умный мальчик, шуршал у себя в домике, не спеша попадаться на глаза. Наверное, он к детям, в отличие от домового, относится с опаской.
Зато дети любят его!
Я села рядом с Пашкой, склонилась над клеткой и произнесла ласково:
– Хомячидзе, появись… Мальчи-и-ик…
