Аргамаков кивнул, словно ожидал подобного. Сам он был безмерно далек от партийной борьбы и все свое время отдавал службе и семье.
– Тогда вы счастливый человек, Дмитрий Сергеевич. Мечты ваши сбылись. Темницы повсеместно рухнули, и свобода вас встретила у входа. Так, кажется, сказано у поэта?
Петров несколько смутился, но все же возразил:
– Разве то, что мы с вами сейчас видим, является свободой?
– А чем же тогда еще? Никакой власти нет, каждый волен поступать так, как ему заблагорассудится, а тот факт, что очень многим нравится быть хищниками… Такова человеческая природа. Нет, то, что вековая синяя птица нашей интеллигенции при ближайшем рассмотрении оказалась приземленным зверем, меня-то как раз и не удивляет. Нечто подобное я уже наблюдал лет двенадцать назад, когда возвращался из Маньчжурии. Масштаб был несколько иной, но в целом – чертовски похоже. Мне интересно другое. Почему это произошло? Словно у мира рухнул стержень, на котором он держался. И главное, так быстро! Впечатление, что по земле прошла эпидемия. Как раньше проходили эпидемии чумы, холеры, оспы. Ладно, уже подъезжаем. Договорим потом, – прервал свой монолог Аргамаков.
И точно, на последних словах навстречу выехал один из конных разведчиков, все время бывших впереди.
– Господин полковник! Деревня. Наблюдателей не обнаружено. На околице никого. Из глубины доносится шум, но что там происходит, непонятно.
Отдавать команды не требовалось. Солдаты торопливо спрыгивали с телег, строились у дороги. Их было немного – всего сорок два человека вместе с офицерами, которые вопреки правилам были на взводах, но зато Аргамаков был уверен в каждом из них. Настолько, насколько сейчас вообще можно было доверять людям.
Леданка раскинулась посреди леса, и от опушки до крайних домов была едва сотня шагов. Откуда-то из глубины деревни раздавались веселые голоса, однако на околице никого не было, и полковник вполголоса скомандовал:
– Цепью вперед!
Сам он вместе с Петровым, Збруевым и тремя конными разведчиками припустил рысью прямо по пыльной дороге.
Единственная улица почти сразу за околицей делала крутой поворот. За ним глазам предстала привычная в последнее время картина. Нагруженные награбленным добром телеги, покачивающиеся трупы повешенных, еще трупы, валяющиеся в самых неожиданных местах, а посреди всего этого разношерстная группа людей, торопливо забегающая в дома и возвращающаяся оттуда с какой-то ношей.
Опоздали! Сердце заныло от тупой боли. Рядом негромко выматерился Збруев.
– Тю! – Один из бандитов заметил всадников и потянулся к висящему на боку маузеру. – К нам гости!
Беда разбойников была в том, что они приняли шестерых всадников за весь отряд. Да и были налетчики пьяны, так что их движения не отличались особой быстротой. Но все-таки большинство из них похватало оружие. Защелкали затворы, и тут за спиной Аргамакова появилась слегка отставшая полурота.
– Залпом!.. – миндальничать полковник не собирался.
Передние солдаты проворно опустились на колено, задние застыли над ними. Взмыли вверх винтовки с примкнутыми штыками.
– Пли!
Часть бандитов рухнула в пыль, забилась в агонии, остальные никак не могли прийти в себя.
– Залпом! Пли!
Трое уцелевших бросились кто куда. Лишь один попробовал выстрелить в ответ.
Именно попробовал. Он вскинул винтовку, и полковник увидел направленное на него дуло. Тут же почти над ухом громыхнула трехлинейка Збруева. Разбойник сразу выронил оружие, упал следом в вездесущую пыль, а мимо него вдогон ушедшим уже летели разведчики и бежали стрелки.
Все было кончено в какую-то минуту. Тринадцать бандитов были убиты наповал, трое ранены и добиты на месте и лишь один взят в плен. А следом в деревню с другой стороны заскочили ушедшие в обход кавалеристы, и среди них неловко сидевший на лошади проводник.
Допрос пленного не отнял много времени. Повешенные, застреленные и зарубленные трупы мужчин и детей, растерзанные тела женщин говорили лучше самого сурового прокурора. По существу, Аргамакова интересовал только один вопрос: все ли бандиты налицо? Узнав, что все, он махнул рукой, и последнего бандита отволокли в сторону. Почти сразу коротко треснул залп.
Гораздо больше времени заняли похороны. Оставить убитых жителей непогребенными было не по-христиански. Оба бывших с отрядом священника остались в Васькине, и пришлось обойтись без них. Всех жителей похоронили в одной могиле, поставили над ней крест, немного постояли, ощущая в трагедии свою долю вины.
– Ваше высокоблагородие! Дозвольте и мне с вами… – Заплаканный проводник навытяжку встал перед полковником.
Аргамаков смотрел на него оценивающе и молча. Последнему жителю Леданки было на вид лет тридцать.
– Вы не думайте, я почитай всю войну прошел. Раненый был, Егория имею. Куда мне теперь? Баба моя осталась здеся, и детишек трое. Мал мала меньше. Форма у меня есть. Только винтовку дайте, а я вам верой и правдой…
– Как зовут? – Аргамаков потеребил рукой светлую бородку. Он не считал себя вправе осуждать дезертира. Сколько таких, верой и правдой прошедших войну, после развала самочинно вернулись домой в надежде обрести тихое крестьянское счастье! И ведь вначале скрывают свое прошлое, словно боятся ответа за то, что они здесь оказались.
– Рядовой Федор Скворцов, ваше высокоблагородие!
– Так. Ладно. Петров! Забирай молодца!
Штабс-капитан дружески положил руку на плечо нового бойца:
– Пошли, солдат.
Майские ночи наступают поздно, но все равно к Васькину подъезжали ближе к закату. Солнце повисло почти над самым полем, а в противоположном конце небесного свода уже неярко белела выросшая почти до полноты луна.
– Стой! Кто идет?
– Свои.
– Пароль!
– Суворов. Отзыв?
– Победа. Здравия желаем, господин полковник!
– Вольно.
Отряд медленно втянулся в деревню. Аргамаков не успел войти в избу, как к нему подошел адъютант с бумагами.
– Что там?
– Дело об оборотнях.
Откровенно говоря, за трагедией Леданки полковник успел о нем напрочь забыть. Сейчас он быстро пробежал глазами составленный протокол и размашисто подписался под ним. В протоколе говорилось о вполне конкретных преступлениях и был подтвержден факт превращения. Это последнее заставило Аргамакова спросить:
– Что они сами говорят? Как у них это получается?
– Молчат, господин полковник. Павел Петрович пытался дознаться. Говорит, что это абсолютно невозможно, но все свидетели в один голос подтверждают, будто видели сам процесс превращения из волков в людей.
Аргамаков в задумчивости потеребил бородку.