по летам
И припал шершавыми губами
К молодым нетронутым цветам.
И поплыл с веселостью нахала,
А она без лишней суеты
Мне прелестной ручкой помахала,
Облаченной в белые цветы.
В МУЗЕЕ
Узрела Купидона— и ни с места
Девчонка на высоких каблуках.
Эй, будь поосмотрительней, невеста,—
Веселый бог проворен и лукав!
Он сохраняет милое молчанье,
Но достает свой лук из-под крыла.
И жаждет цели, светится в колчане
Не знающая промаха стрела.
ЕСТЬ ЖЕ ДЕВУШКИ НА СВЕТЕ
Есть же девушки на свете,
Поглядишь — и… ты в плену.
Нам пришлось такую встретить
По дороге на войну.
У крыльца она сидела,
Вроде кружево плела.
Увидав такое дело,
Мы спросили: «Как дела?»
«Ничего», — она сказала,
Улыбнулась только раз.
Но еще приятней стало
Мне и каждому из нас.
Косу пепельного цвета
Так поправила она,
Что вздохнул в ответ на это
Сам товарищ старшина.
И, хотя привал короток,
Каждый вытер свой значок.
Все одиннадцать пилоток
Стали больше набочок.
Не хотелось торопиться,
Но сидеть приказа нет…
«До свиданья, мастерица!»
«До свиданья!» — был ответ.
Вот и все, что мы сказали
На прощанье у крыльца.
Но, как будто на вокзале,
Что-то тронуло сердца.
Вышли в поле мы… А там уж
Затянул товарищ мой:
«Не спешите, девки, замуж,
Мы воротимся домой!»
КОТЕЛОК
Панфиловцу-однополчанину
П. В. Логвиненко
Обронил я во время похода
Котелок на одной из дорог.
Набежавшая сзади подвода
Исковеркала мой котелок.
Пострадал неизменный товарищ,
Превратился в бесформенный ком.
Это значило — каши не сваришь,
Не согреешь себя кипятком.
Котелок никуда не годится,
Но его я исправил как мог.
И задумали мы убедиться,
Подведет или нет котелок.
Первым долгом картошку сварили,
В котелке разварилась она.
После этого чай смастерили,
Котелок осушили до дна.
И в наплыве табачного дыма
Сделал вывод бывалый стрелок,
Что для воина все достижимо,
Лишь бы только «варил котелок»!
ИЗБРАННИЦА
Я тебе поведаю историю
Об одной избраннице, которая
Для меня светлей и неизменнее,
Чем дыханье,
Чем сердцебиение:
Ей, наивной и послушной дочери,
Жениха божественного прочили.
Он ее, на иждивенье взятую,
Ослепил бы заработной платою;
Одарил бы шляпами, платками ли,
Спеленал бы импортными тканями.
Но она (о ветреность невестина!)
Поступила противоестественно.
Почему-то выбрала не этого,
А другого, кое-как одетого.
У него, весьма невидной личности,
Только муки творчества в наличности.
Ходит молча, хмурится, печалится…
«Что с тобой?»
«Строка не получается…»
А невеста, как звезда-попутчица,
«Не печалься, — говорит, — получится!»
Он губами губ ее касается:
«Ой, спасибо, девица-красавица!»—
И среди полночного затишия
Создает свои четверостишия.
Без труда,
как говорит пословица,
Даже рыбка из пруда
не ловится…
Он устанет, он душой изранится.
«Отдохни», — советует избранница.
В трудной роли первого ценителя
Принимает строки сочинителя.
Для него лучатся очи серые:
«Я в тебя, непризнанного, верую!..»
Пусть друзья глядят не без иронии.
Пусть судачат люди посторонние,
Но спокойно всем оповещается:
«Не мешайте!..
Строго воспрещается!..»
ДОРОГОЙ МАТРИАРХАТ
Мы ничьих заслуг не преуменьшим,
Коль совместно скажем: «Это — да!»
Новый год назвали Годом женщин,
А у нас такие все года.
С давних пор отметку загса свято
Я храню (другие не нужны!)
И приемлю власть матриархата
В перманентном образе жены.
Ты мое естественное чудо,
Ценишь все способности мои:
Сам порой варю любые блюда,
Сам готовлю кофе да чаи.
Ты меня воспитываешь зрело,
Как сердечный друг, жена и мать.
Я твои критические стрелы
Не хочу из сердца вынимать.
Всё у нас на редкость совместимо.
Не нужны ни ложь, ни ложный стыд.
Ты мне столько всякого простила,
Сколько сам всевышний не простит.
И за все за то, что ты такая,
Что тебе все ноши по плечу,
Я, худым делам не потакая,
Стать завзятым рыцарем хочу.
Я тебе, с минорностью и шуткой,
Предан весь, от головы до пят.
Будь же вечно женственной и чуткой,
Дорогой ты мой матриархат!
ОТКРОВЕННЫЙ РАЗГОВОР
Ночь.
Температура нулевая.
Город все огни свои зажег.
Дворникам пощады не давая,
Неустанно падает снежок.
На глазах у милиционера
Он в трамвай садится на ходу.
Я по незатоптанному скверу
Со своей единственной иду.
А она сердито мнет перчатки
И упреки сыплет то и знай:
Мол, примчался чуть ли не с Камчатки
И опять готов хоть на Дунай.
Дескать, я оседлости не знаю
И теряю к дому интерес.
То меня уводит посевная,
То огни какой-то дальней ГРЭС.
И выходит, будто путь далекий
Мне дороже нежности любой…
Милый друг, подобные упреки
