знак, что он здесь, рядом!.. Оскар совершенно не знал, что делать.
— Начнём урок, — серьёзно провозгласила Марина Георгиевна. Дома она говорила совершенно другим голосом, добрым, тёплым. — Даша, почему твой портфель под батареей? Забери его, пожалуйста.
— Я не хочу учить физику, Марина Георгиевна! Я хочу учить… искусство. Я всё равно не буду физиком.
Марина Георгиевна вздохнула и посмотрела на ёлку, а может, на Оскара.
— А кем ты будешь?
— Ну, я не знаю! Дизайнером! Или телеведущей! Я ещё точно не решила.
— Даша, забери свой портфель, достань учебник и открой тетрадь. До Нового года осталось всего ничего, не вынуждай меня ставить тебе двойку за поведение!
— Папа говорит, что двойки за поведение — это совок. Каждый свободный человек может вести себя как хочет!.. А в совке всем запрещалось вести себя свободно.
— Даша, забери рюкзак. Кстати, папа объяснил тебе, что такое совок?
В дверь сильно постучали, и ученики, обрадовавшись развлечению, с шумом и грохотом стали поворачиваться.
Створка приоткрылась, просунулась лохматая голова и сказала громко.
— Тук-тук! Можно?
Марина Георгиевна вскочила, потом на одну секунду присела обратно, а потом побежала к двери.
— Митька! Сыночек! Как ты здесь?!..
Здоровенный лохматый парень непочтительно подхватил строгую физичку, обнял со всех сторон, прижал к распахнутой куртке.
— Мам, я с самолёта. Мам, я на все каникулы прилетел! Я ему сказал, что у меня мать одна пропадает с тоски, а он сказал, что нужно к матери лететь, а не на горных лыжах раскатывать! Мам, как я рад тебя видеть! Дети, что вы сейчас проходите? Динамо-машину? Дети, ведите себя прилично, а то я вас всех в угол накажу! Мам, привет! Привет, мам!..
И он поднял Марину Георгиевну и закружил.
Весь класс — и Оскар тоже — смотрели на них, разинув рот. Оскар представлял, что он тоже разинул.
— Мам, а давай ты их отпустишь и мы с тобой пойдём чай пить! Я тебе таких пирогов с рыбой привез — закачаешься! У нас в редакции буфетчица по ним полный шеф-повар! Я в самолёте чуть с ума не сошёл с этими подносами — она пироги на подносы выложила, чтобы не помялись! Все принюхивались, весь салон, но я никому не дал откусить, никому! Ты ценишь?
— Митька, — выговорила Марина Георгиевна, — сыночек…
Весь урок, который, конечно же, пошёл насмарку, сыночек Митька просидел на последней парте рядом с Тёмой и рисовал ему в тетрадь по физике смешные рисунки.
Оскара они не замечали.
Толстая Даша сердилась, что никто не пристаёт к ней с её рюкзаком, и, когда прозвенел звонок и все стали расходиться, дёрнула его из-под батареи так, что ёлочка на подоконнике пошатнулась, и Оскар свалился прямо в розовое нутро, пахнущее незнакомыми духами и ещё чем-то, тоже незнакомым…
— Где ты это взяла?! — спросила молодая женщина с очень красивым и очень грозным лицом. — Даша! Я тебя спрашиваю! У тебя что, своих игрушек мало?! Ты взрослая девочка, что ты тащишь в дом?!
— Это не моё! — взвизгнула Даша. — Я не знаю, как он сюда попал! Это нашей физички, а она идиотка! Она сегодня урок сорвала! К ней сын, видите ли, приехал! Из Воркуты!
— Откуда-а-а?…
— Да, да, мамочка, так и есть!
Оскар огляделся по сторонам. Здесь было очень красиво и очень шикарно. Елка под потолок, вся в бантах и шарах, сверкающие полы, длинные люстры, кожаные кресла, в одном из кресел — невиданный зверь, как будто тоже синтетическо-синтепоновый, но оказалось, что настоящий. Оскар понял, что он настоящий, когда зверь зашевелился, зевнул и пошёл на коротких мягких лапах. Шерсть отражалась в зеркально начищенном полу и почти мела по нему, как мягкая щётка.
Кошка, прикинул Оскар. Или, может, лев?… Или медведь? Во всяком случае, точно не обезьяна!..
— Я не хочу учить физику эту и ни за что не буду!
— Дашенька, ты просто устала. Впереди Новый год, каникулы, папа обещал нас отвезти в какое-нибудь чудесное место. Ты отдохнёшь, выспишься и с новыми силами…
— Мама, я не буду учить физику! Какая мне разница, где электроды, а где катоды! Я всё равно буду телеведущей!
— Хорошо, конечно. А эта гадость точно физичкина?
— Да точно, мам! Я не знаю, как она ко мне в рюкзак попала! Небось сунул Темка! Он дебил, и он всё время ко мне клеится!
— Тёма нормальный мальчик из хорошей семьи, так что…
— Ой, мам, отстань!..
— Всё равно эту… обезьяну придётся вернуть. Если она физичкина.
— Я что, в портфеле её понесу?! Да никогда в жизни!..
Оскар весь сжался. Он не хотел здесь оставаться. Тогда уж лучше в грузовик и в речку с ледяной коричневой водой!..
— Так, девчонки, из-за чего сыр-бор?
В комнату вошёл молодой и очень деловой мужчина.
— Папа, я не стану учить физику! Ни за что! Ты сам говорил, что я свободный человек, а не совок!
— Образование не помешает и свободному человеку тоже.
— Смотри, что ей Тёма в портфель подложил. Ухаживает, наверное.
Оскара повертели в разные стороны.
— Старьё какое-то китайское. Ничего себе ухаживания!
— Да это физичкина обезьяна! Я не знаю, как она в портфель попала! Может, с неба свалилась!..
Молодой мужчина вдруг внимательно посмотрел на Оскара.
— Свалилась?…
Он сел на розовый диван, разглядывая Оскара.
— Мне лет семь было, я в первом классе учился. Какой же это был год?… И завтра тридцать первое число, а тогда учились как раз до тридцатого, до последнего.
— Это что, вечер воспоминаний? — осведомилась Даша, а молодая женщина присела рядом с мужем на диван.
— Вот я получил дневник и пошёл к матери на работу, а это далеко, через весь город. И главное, ёлки нет и не будет. Не купили мы ёлку. Их мало тогда продавали, и достать было трудно.
— Как это — нет ёлки? — заинтересовалась Даша.
— На работе у неё я до вечера просидел, и мы домой пошли, тоже далеко. А уже вечер, пусто, никого нет. — Молодой мужчина ещё порассматривал и повертел в разные стороны Оскара. — И вдруг издалека мчится какой-то грузовик. Я его даже не разглядел. Метель была, вообще ничего не видно!.. Но слышно, что мчится, громыхает!.. Вот он пролетел, ни единой живой души вокруг, а на дороге лежит ёлка. Почти трёхметровая!.. Мы с матерью вышли на дорогу, подняли её и понесли. Она тяжелая, ветки колючие, а мы несём. И молчим. Так домой и принесли. И у нас такой был праздник! Всем праздникам праздник!..
— Да ладно тебе, пап, — неуверенно сказала Даша.
— И я потом долго думал, что