тогдашних хитов, в частности битловская песня «Girl», а также альбом с изысканными романсами Александра Вертинского – мы слушали от начала и до конца, потом опять сначала.
Когда кузина Ирочка по молодости лет утеряла наш альбом, помнится, то было в мои студенческие годы, я теребила Таню летними вечерами в свои редкие наезды и требовала завести Вертинского, поминая Иришу неприглядным словом. Кузина дала послушать знакомой девице – и с концами, причем нахалка заявляла, что ничего подобного не было, никакого Вертинского ей не давали, это старье вообще никому не нужно. Ну да ладно.
Отчасти вдохновившись воспоминаниями, я приветствовала Таню, теперь уже не Мельник, а Захарову (это я вспомнила по дороге под сенью лип) типовой фразой.
– Ну что, девушка, Вертинского послушать можно? – спросила я, найдя Таню с коляской в увитой зеленью беседке. – Потомки не возражают?
(В оригинальном варианте выступали предки, они не всегда понимали, зачем дочке бросать все дела и бежать слушать пластинку, если является некая Катя.)
– Привет, Кать! Потомки спят, Вертинский сохранился, хорошо, что приехала! – полушепотом отозвалась Таня. – Спасибо твоей маме, что передала. Чай пить будешь?
– Прямо здесь в саду? Сочту за удовольствие, – вычурно выразилась я.
– Тогда посторожи мальчишку, а я сбегаю, – предложила Таня.
– Сколько ему и как зовут? – спросила я, раньше бы из вежливости, теперь с живым интересом. – Глянуть можно?
– Полгода, зовут Николенька, спит без задних ног, – сказала Таня, приоткрывая полог из прозрачной кисеи, внутри проглядывались затылок с редкими кудряшками и босые ножки.
– Какая прелесть! – сказала я дежурную фразу и тотчас усомнилась в ее уместности. – Это я насчет имени, мы дружно возвращаемся к истокам времен.
– Ага, пусть скажет спасибо, что не Адам! – прошептала Таня и тихо удалилась.
Старшую девочку у Тани звали Евой, это придумал Виталик Захаров, муж Тани. Мало того, настоял, мотивируя, что Еву Витальевну будут звать Евитой, ему нравилось будущее прозвище. Сам он настрадался в детстве от «Захарки», а в студенческие годы от «Захера-Мазохо», в их группе нашелся кто-то чрезмерно образованный.
Не исключено, так я размышляла, глядя на крошечные пятки в коляске, что прозвища в дни нашего детства и юности проистекали из удручающей однотипности имен. Сережи и Саши у мальчиков, Наташи с Танями у девочек возглавляли списки, за ними шли парами Олеги с Ольгами, Иры с Игорями, Марины, Володи, Юры и Юли, далее типовые имена шли реже, скажем, по одному на класс. Я была единственной Катей. Не исключено также иное последствие, Наташи и Володи выбирали имена детям из других списков. У нашего поколения росли Ванечки, Васеньки, Даши и Настеньки, иногда разбавляясь Евами и Тимофеями.
«Если будет девочка», – заключила я в ленивой садовой полудреме. – «То назову ее Глашей в честь бабули. Не Глафирой, это слишком, к тому же бабушка была Аглая»
Николенька проспал последующее чаепитие в беседке, даже музыка его не разбудила, правда включено было на четверть громкости. Понятно, что Таня не могла принести старый проигрыватель на чайном подносе, да и включить его было некуда. Но оказалось, что Виталик Захаров, технарь и умелец, снизошел к просьбам супруги и перенес ностальгические записи на диск. Для прослушивания имелась круглая лоханка на батарейках, изыск науки и техники. Оттуда лился голос поэта и шансонье, пока Таня собиралась с духом для просьбы-предложения.
Кстати о музыке и между прочим. Когда Татьяна включила заветный альбом, до меня стало постепенно доходить, что дело плохо, просьба будет ой-ой-ой! «К мысу радости, к скалам печали, к островам ли сиреневых птиц» – заклинал бард-шансонье, пока я примеривалась к вежливым формам отказа. – «Все равно куда мы не причалили, не поднять нам усталых ресниц…»
– Мне на самом деле сто лет не надо, – делилась Таня между тем. – И мама твоя хмурилась, и Виталька говорит, что не наше дело и вообще глупости. Но я обещала. Хотя бы спросить. И вправду, а вдруг у тебя получится? Хотя…
– Танечка, ты меня пугаешь, – подбодрила я бедняжку. – Излагай, мне никто не запрещает отказаться. Ты не обидишься?
– Наоборот, очень хорошо пойму, – заверила Татьяна. – Ты тетю Марусю помнишь? Она в пристройке живет, мы туда синюю куртку относили.
– Если ты, девушка, сулишь тетю в клиентуру, то забудь навсегда! – объявила я твердо. – Потому что хорошо помню. Тетя и тогда была явно не в себе. Не думаю, что она вылечилась, а я, извини, сейчас в интересном положении. Сама знаешь, такая тетя противопоказана в принципе.
– Если так, то конечно, – согласилась Таня. – А вообще – поздравляю! И когда?
– К зиме, но точно не скажу, – поделилась я. – Теперь когда шевельнется, то будет ровно половина.
– Ага, это правильно, – подтвердила Татьяна. – А муж, он как?
(Форму вопроса Танечка выбрала неопределенную, поскольку ничего не слышала о моем замужестве и желала получить информацию для дальнейшего ориентирования на местности.)
– Муж пока в стадии жениха, – я скупо изложила факты. – Сочетание браком через три недели в районном ЗАГСе, никаких торжеств и песнопений, мама в шоке.
– Моя бы настояла, – кротко одернула Таня. – Попробовала бы я…
– Ну, ты выходила в первый раз, в неинтересном положении, – я зачем-то пустилась в объяснения. – А я эту комедию единожды претерпела, с родными и знакомыми во множестве. Правда, без фаты. А сейчас попросила отстать от беременной женщины, тем более что для жениха это событие не в первый и не во второй раз, что называется – дело житейское.
– Завидую, ты смелая женщина, – вздохнула Таня, но было неясно, к чему похвала относится, к порядковому номеру брачных уз или к умению противостоять маме.
– Но твоей тети Маруси боюсь до сих пор, – вспомнила я, собираясь с силами для окончательного отказа. – Как вспомню, так вздрогну.
Эпизод № 3
Маленькая вставка про тетю Марусю и синюю куртку, бог знает сколько лет прошло…
На исходе одного неспокойного лета мы с Таней сидели у них в мансарде и наблюдали тропический ливень, внезапно обрушенный с ясного вечернего неба. Я собралась домой, одета была в легкое платьице, зонт и резиновые сапоги Таня давала. Но прочий организм оставался открытым для погодных элементов, а у меня имелась склонность к хроническому бронхиту.
– Можно попросить у Ольги, – предложила Таня. – У них в пристройке найдется куча старого барахла. Пойдем, тети Маруси нету по счастью.
Насколько я знала, Ольга была старшей кузиной в троюродной степени, Таня ее уважала и побаивалась, с нами кузина не общалась, я её видела редко и в отдалении. Тетю Марусю также видела мельком и ничуть о том не жалела,
