class="p1">Взвилось в воздух волшебное пламя, закружилось вокруг актера и направилось к «королю».
Тот взвыл, бросился на «дракона» с клинком. Огонь сбил его наземь. Артист закричал, а я сглотнула. У меня в голове совсем другая картина появилась: мой отец лежит мертвый посреди дороги. С его щек сошел румянец, кожа побелела, приобрела синюшный оттенок.
Мне поплохело.
— Нет! Батюшка! Матушка, батюшка захворал! Помоги ему, помоги, пожалуйста, — я захныкала, цепляясь пальцами за материнскую юбку.
— Папа уснул, милая, он… не проснется, — матушка громко всхлипнула, заслонила ладонью рот. Лицо её было бледно, как чистый холст, так и тянулась рука мазнуть по щекам кистью, добавив красок. — Храни его Боги, — прошептала она так, чтобы я не услышала.
Но я услышала. Горло стиснул спазм, шипастые стебли розовых кустарников окольцевали гортань, а в груди быстро — рвано забилось сердце. Пусть слово «смерть» не прозвучало, но оно так и вертелось на кончике языка, горчило, растекаясь во рту лекарской настойкой.
Друг батюшки рядом порывисто выдохнул и, насколько позволяли приличия, легонько обнял матушку за плечи.
Стражники неловко топтались чуть поодаль, им необходимо убрать тело до рассвета, но торопить нас они не спешили. Один, видно, самый решительный, вышел вперед, доспехи на грузных телесах застучали, раздался звон металла.
Он приблизился к матушке и сказал:
— Вея Хорес, прошу посторониться, нам нужно работать.
Матушка громко всхлипнула, расслышав свою фамилию, и, шмыгнув носом, перевела на него заплаканные красные глаза. Я поджала дрожащие губы и отпустила её юбку, бросилась к батюшке, стиснула тонкие пальчики на его серой рабочей куртке.
Стражник вздохнул.
Я охватила ладонями щеки отца. Мерзлая кожа, как февральский снегопад, охладила руки. Длинные волосы отца, обыкновенно аккуратно зачесанные назад, растрепались и испачкались, а глаза безжизненные замерли в одной точке навсегда.
— Ради святых, уберите дитя от покойного, — проворчал стражник, морщась.
Я вздрогнула.
— Что произошло? — в пол голоса спросила матушка.
— Кража, вея Хорес. Вей возвращался после сдачи работ, тогда его и подкараулил убийца. А дальше… сами видите. Приношу соболезнования.
За спиной кашлянул второй стражник, выступив вперед.
— Но ведь…
Первый тотчас его прервал. Он развернулся, хлопнул ладонью по плечу сослуживца.
— Кража расследуется долго, а в этом районе нет сфер слежения. Это вы хотели сказать? — надавил он, сжав плечо новобранца. Тот поежился, уловив намек, и согласно кивнул, пожалуй, слишком поспешно.
— Д-да, вей Форстан.
Я взглянула на беседующих взрослых и нахмурилась, ощущая подвох. Матушка сникла, уронив голову на грудь, её русые волосы, выбившись из высокой прически, упали на глаза.
— Прости меня, Фрейя, я должен был пойти с ним, — прошептал вилей Винсент Кроу виновато.
Он приходился близким другом батюшке. Сейчас выглядел едва ли лучше матушки. Его дернули среди ночи, подняв с постели, оттого шуба мужчины была застегнута не на все пуговицы, а носки, выглядывающие из-под брюк, имели разный цвет.
Матушка не отреагировала.
Стражник поджал губы, скосив взгляд на меня, от этого взгляда мне стало не по себе.
— Вея Хорес, будьте любезны, заберите дитя и ступайте домой. Если будут новости, мы сообщим. Вилей Кроу, прошу, сопроводите.
— Конечно, — кивнул Винсент.
— Благодарю, — прошелестела на выдохе матушка, точно из неё разом вытянули все жизненные силы, подошла ко мне.
— Идем, милая, нам пора, — я откликнулась на родной голос, повернула голову, задрав подбородок вверх.
— Папа упер? — бесцветно спросила я, пытаясь сыскать в лике матери надежду на обратное. И не нашла.
Матушка поморщилась, точно её ударили, глаза вновь увлажнились. Она села на корточки, погладила меня по скуле. Теплая ладонь согрела прохладную от мороза кожу, её уже покалывало от долгого нахождения на улице.
— Папе мы уже не поможем, родная. Идем, тебя ждет Лис. Он, верно, хочет кушать.
Я вздрогнула при упоминании имени нашего старого кота и неохотно вложила ладонь в руку матушки.
Я верила, что это убийство. Батюшка не являлся слабаком, он был способен постоять за себя. Не мог его убить какой-то вор! Но столичная стража сочла иначе. Матушка с два года пыталась добиться справедливого суда. Увы, дело просто закрыли, а, стоило нам прийти к порогу, выставляли без объяснения причин. Лишь когда мама собрала приличную сумму, ей неофициально сообщили о том, что у батюшки забрали душу, что и стало причиной его смерти. Однако хода делу не дали все равно.
Тогда я поклялась прослыть настолько известной лекаркой, что в любой знатный дом сумею войти, а там и слава, деньги, возможности. Я выясню, кто так поступил с нашей семьей и больше никогда не столкнусь с несправедливостью. Деньги — самое важное, то, что отворяет любые двери. На звенящий золотом мешочек куплю титул, тогда мы с матушкой и заживем! Жаль, они с отцом этого не понимали в прошлом.
Актеры поклонились, завершился второй акт.
Громко смеялись вокруг люди. Мне расхотелось досматривать представление. Веселье испарилось, остался лишь вяжущий неприятный привкус во рту.
Я пошла прочь, поморщилась, когда меня больно задели локтем, угодив под ребра, но не остановилась, пока не оказалась в отдалении от главной площади. Улочки были немноголюдны, все еще с полудня спешили занять хорошие места, чтобы увидеть выступления приезжих. Лишь местные завсегдатаи не покинули кабаков.
В спину послышался свист. Я скривилась и поспешила свернуть за угол. Неподалеку находился известный бордель «Белые птицы». Забавно, потому что из белого там только вывеска. Контингент этого места, мягко говоря, оставлял желать лучшего. Порой захаживали и аристократы, но, как правило, они скрывали свои пристрастия.
Я подняла голову, взглянула вперед.
Джо! Вот засранец! Его невозможно не узнать.
Друг шел в обнимку с рыжей девицей, уложив руку ей на талию. Девушка задорно хохотала, прижимаясь к парню всем телом, игриво накручивала прядку волнистых волос на палец. Он наклонился, что-то шепнул ей на ухо, она согласно кивнула, парочка поспешила скрыться в темном переулке.
Говорил: дела у него. Ясно, какие такие дела! Девок он соблазняет, а меня оставил в одиночку сортировать травы! Чтоб ему пусто было!
Настроение упало ниже отметки «плохо», хотя, казалось, куда уж хуже. Видимо, всегда есть куда. Я сжала зубы, с шумом втянула носом воздух. Следовало бы отправиться домой, но злость взяла своё: она налилась, вскипела, норовя вот-вот выплеснуться через края.
Конечно, парень не виноват в моем дурном настроении, но, Первый, как же мне сейчас на это плевать! Пусть неправильно срывать накопившееся на друга, но едва ли меня это остановит. Я ему покажу! Ух, вот дождусь, когда у них дело зайдет дальше поцелуев, и как выскочу, обвиняя неверного во всех грехах. То-то хохма будет.
