Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 9
ствол кедрового молодняка.
— Мы ещё встретимся, дитя моё. А пока учись у леса и помни о моих заветах.
И вошла Мать-Земля в древо, из которого явилась. А дитя так и осталась без чувств лежать, скованная ветвями, опутанная ими в кокон.
Да, дала лесная Мать силу. Силу великую. И взяла за это цену немалую. Мать-Земля строга к своим дочерям. Слабые ей не нужны! Не может она полюбить слабых — такова её суть твердыни и опоры.
Наутро, стоило лучам коснуться ветвей, распался кокон и вышло из него не дитя человеческое, а первородная ведьма. Страшилась она поначалу. Птицы говорили, лес пел. И каждый звук стал ей понятен, но столько их было, что не могла ведьма разобрать, кто о чём толкует. Травы и кусты потянулись к ладоням её, испугав иголками и жгучими листьями. Но стоило ведьме коснуться их, как она поняла, что нет и не будет ей вреда. Огладила крапиву и почуяла, что кроветворная сила в ней и множество других свойств. И каждая травинка, цветок стали ей книгой.
Захотелось ей искупаться да увидеть своё отражение в озёрной глади. И стоило ей три шага ступить, как постелилась под стопы тропинка ковром, в конце тропинки виднелось озеро. И идти ей было не до полудня, а всего три соловьиных трели. Приблизилась ведьма к кромке, взглянула на водную гладь, и глазам своим не поверила.
Отразило озеро прекраснейшую юную деву. Волосы её были цветом кедровой коры, а глаза — цветом изумрудных игл. Ничего прежнего не осталось, кроме души. Ступила лесная дева в озеро, а вода приняла её как родную, ластилась к коже, окутала теплом. И в неге этой стал гомон лесной стихать, стала ведьма слышать и внимать. Деревья радовались солнцу и весне, гудели, играли с ветром. Зверьё рыскало в поисках пищи.
Все и вся рассказывали о благополучии, пока не раздался крик матери: «Сынок! Мой сын!». Распахнула ведьма глаза, ринулась на зов. И мига не прошло, как стояла она под деревом. Заозиралась по сторонам в поисках женщины, которая кричала, а той не видать. Только сойка над гнездом своим хлопочет. «Мой сынок! Помогите!» Тут-то и поняла новорождённая ведьма, что сойка и есть мать, кличущая помощь. Глядь, а на ветке почти у самой земли комочек хнычет. Выпал птенец её из гнезда.
— Не плачь, сойка! Верну я сына тебе в гнездо. — Топнула ведьма ногой, и склонилась ветвь к ней. Взяла она птенца в руки. Попросила дерево помочь, и выстроились ветви лестницей до самого гнезда. Птенец вернулся к братьям и сёстрам.
— Спасибо тебе, дева! Ты сыночка моего спасла, как мне тебя отблагодарить?
— Ничего мне для себя не надо, только весточку разослать. Разнеси с подругами весть, что живёт теперь здесь ведьма, что помощи у меня просить можно и нужно, что искать меня у молодого кедра, возле чёрной скалы.
— Этакую весть нести — одна только радость! К ночи все знать будут!
И полетела над лесом свирель сойки, и принесла всему живому весть о защитнице. Сложили деревья и валуны избу для ведьмы возле молодого кедра. Потянулись к той избе звери. И лисёнку из мордочки колючки вытащить, и зайцу лапу подлечить, и медведю берлогу затопленную осушить. Много дел стало у девы лесной. Так пролетела в заботах и хлопотах весна.
Одним летним днём принесла ей река-подруга плачь сельской девчонки. Прожурчала, что утопиться та собралась. Делать нечего, надо идти. Такой завет дала Мать-Земля — помогать заплутавшим. А разве ж не заплутала молодая душа, если топиться вздумала? Ни к чему лесу утопленницы.
Вышла ведьма к реке, а на камнях сидит девка. Простоволосая, раскрасневшаяся, дурниной воет.
— Чего ревёшь? Ты мне тут топиться не вздумай! Хочешь помереть, иди со скалы бросайся, — сказала ведьма, уперев руки в бока.
От такой грозной отповеди и вида незнакомки девица так оторопела, что позабыла реветь. Сидит, глазами хлопает.
— По-по-чему же топиться нельзя?
— А так помрёшь в реке, зацепится тушка твоя бездыханная за корягу, разбухнет, гниль по всему руслу поплывёт. Всё зверьё мне потравишь! Олени да оленята в твоей беде не виновны. Так по что их травить?
Личико у девахи вытянулось от нарисованной картины. Вот она, синяя, разбухшая, гниёт в корнях каких-то на дне реки, а вокруг олени, лисы, даже медведи замертво падают. Представила и сморщилась.
— А со скалы бросаться можно? — с осторожным любопытством спросила, так и не вспомнив, что реветь собиралась ещё до ночи.
— Можно, — отвечала ведьма. — От чего ж нельзя? Скалы тут высокие, добротные. Сиганёшь с одной, на острых камнях тебя распластает, по косточкам да по кусочкам раскидает. Прилетят вороны, чайки да стервятники, пожрут, что осталось. Всё ж не просто так помирать, на пропитание птицам сгодишься.
Совсем девица пригорюнилась, не хотелось ей на кусочки да птицам на корм.
— А коли передумала помирать, — продолжала ведьма, — за мной пошли! Отваром напою, послушаю о твоей беде, горемычная.
— А ты кто сама будешь?
— Ведьма я, лес от дурных людей берегу. А добрых людей — от дурных поступков.
— А звать-то тебя как, берегиня? — спросила девушка, зачарованная лёгкой поступью ведьмы.
— Звать? А как хочешь зови, нет у меня людского имени.
— Тогда Аглая тебя звать буду, как сестру свою старшую. А меня Варькой кличут.
На том и порешили. Шла девчонка след в след за ведьмой, расступались перед ней заросли, поднимали сосны тяжёлые лапищи. Птицы вились над плечами, рассказывали о чём-то. Ведьма слушала, кивала. По пути ягоды земляники, костяники да морошки сами собой в подставленные ладони падали.
Вышли они к жилищу ведьмы. Внутри ключ родниковый бьёт и снова в землю уходит. Очаг из валуна, будто сам себя обтесал. Провела Аглая рукой над очагом, вспыхнул костерок. Без поленьев, сам загорелся. «Чудеса, да и только», — думала Варя. Поставила ведьма каменную чашу на него, да такой тонкой работы… Деревенскому гончару ни в жизнь подобной не сделать, может городским мастерам под силу, и то вряд ли.
Приготовила ведьма отвар. Ароматный, сладкий, душистый. Полился он теплом по душе Варьки. Согрел, прогнал остатки слёз, очистил думы. Поняла, что и впрямь дура она. Как есть дура, если себя похоронить вздумала. И рассказала она ведьме как на духу про придурь свою девичью. А старо всё было как мир. Полюбился ей парень один — Николка, и она ему оказалась люба. Пришёл он к ней свататься, а отец добро не дал. Сказал, нечего дочери мельника за простого
Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 9
