моих губ слетел смешок. Надо же, а мне казалось, что я из тех, про кого говорят «и подержаться не за что». Все послушницы были выше и намного толще.
— Да и коли я перед вами встану, то заслоню с десяток таких тростиночек, как вы! — Дженни расхохоталась.
А вот и развалины. По сути, это лестница, которая когда-то, должно быть, вела на второй этаж. Рядом столбы — наверное, бывшие колонны, сейчас уже поросшие травой и мхом. Но нам и этого хватит.
Мы со служанкой обошли груды обломков былой роскоши и начали процесс превращения меня в «барышню».
— Сымайте свое, — велела помощница и, вновь, подумав, добавила, — пжлста.
Я стянула тунику, и Дженни удивленно присвистнула.
— Что? — Я съежилась под ее любопытным взглядом, от которого становилось холоднее, чем от пронизывающего до костей ветра с озера.
— А вы хоть и тростиночка, а оказалось, что все при вас! — Дженни подмигнула мне. — И грудки, и жопочка имеются! Сейчас вот платье-то напялим, так совсем красавицей станете!
Смутив меня окончательно, она принялась командовать. Я лишь послушно поднимала руки, ныряла головой, куда велено, поворачивалась, наклонялась и втягивала живот. Устала больше, чем после помывки всего храма, честное слово! А ведь чтобы его выдраить, затемно нужно было приходить с двумя ведрами воды и тремя щетками.
— Вот это талия! — умилилась Дженни, отойдя на шаг. — Не зря говорят осиная!
Хм, никогда не придавала этому значения. Я покрутилась, и подол тяжелого темно — синего наряда «загулял» вокруг бедер, покачиваясь на обручах, которые заставили служанку попотеть. В сложенном виде они напоминали охапку прутьев для растопки камина, и чтобы их расправить, заставив с недовольным щелчком согнуться и превратиться в круг, потребовалось немало времени и сноровки.
Зато теперь я чувствовала себя той самой тряпичной куклой, которую надевают на заварочный чайник. В новом наряде было неудобно даже стоять. Но это, наверное, с непривычки.
— А декольте у них всегда такое? — я скосила глаза на родинку на правой груди. Из-за нескромного выреза эту крапинку все могут увидеть, а ведь она находится почти у самого соска!
— Нет, конечно, — заверила Дженни.
Ну, слава Богине, значит, и приличные платья имеются!
— Вы не переживайте, госпожа, — продолжила служанка, — есть и нормальные наряды, где декольты эти до самого пупа, ни один мужик мимо равнодушным не пройдет!
Спасибо, утешила.
— А это дорожное платье Дарина вам специально приготовила на переодевку, — девушка глазами указала на чехол, который бережно прижимала к груди.
— Дарина — это кто?
— Главная в замке нашем. Ну, после батюшки вашего. Мамка моя дюже ее не любит. Дарина бы давно ее выжила, как других, кто неугоден оказался, но мамка готовит дюже справно, пальцы по колени отгрызешь!
— Значит, эта Дарина — экономка? — уточнила я, пытаясь натянуть ткань бессовестной «декольты» хоть немного на грудь, которая и так норовила из него выпрыгнуть.
На секунду представила себе пару сисек, вприпрыжку убегающих прочь по лужайке, и помотала головой. Привидится же такое, прости, Богиня!
— Ой, насмешили! — Дженни расхохоталась. — Ей только не говорите такого, загрызет, неровен час! Экономка, не могу!
— Тогда кто она?
— Полюбовница вашего отца, — честно ответила девушка. — Из мелкой знати. Уж как у них закрутилось, не ведает никто, но однажды пришла она в замок с сундуками и прислугой своей, да так и осталась.
Любовница? Я прикрыла глаза. Срам какой! Лорд Долины белых лилий поселил в доме непотребную женщину!
— Думали, натешится ваш батюшка, да пинком под зад ее погонит из замка-то. Всем известно, хозяин — тот еще ходок! Как его бурундук в норку шасть, так и любовь прошла. Но не тут-то было! Видать, умеет Дарина что-то этакое вытворять, ну, — Дженни смущенно хихикнула, зардевшись, — чтобы порадовать мужской жезл всевластия!
— Мужской жезл? — я озадаченно уставилась на служанку. — Кинжал, то есть?
— Ну, у кого кинжал, а у кого и прутик скорее уж! — девушка совсем развеселилась. — Но радовать его все мужики любят!
— А как его радуют? Маслом натирают, что ли, или полируют?
— Еще как полируют, хи-хи-хи! Кто сам, а кто любит, чтобы женские ручки полировкой занимались!
Я нахмурилась и вздохнула. Ничего не понимаю! Мужчины — это какой-то ребус, в самом деле! Я их видела, конечно, и не только отца. Еще пару раз прихожан издалека. Кинжалы их не рассматривала, конечно.
И девчонки шептались о парнях. Некоторые даже признавались, что целовались, но дальше я не вникала, срам ведь послушнице такое слушать. Но теперь мне придется со всем этим разбираться. Богине служить не судьба, видимо.
— Отойду-ка я до кустов, — Дженни скривилась. — Растрясло в дороге, жуть! А тут ни лопухов, ни хоть каких путных листиков покрупнее. Не уходите никуда, госпожа. Сделаю грязное дело и вернусь!
Заохав, она умчалась, а я решила осмотреться. Как же красиво! На лугу, украшенном солнцем будто золотой невесомой пелеринкой, вверх тянутся высокие сочные «свечки» с розовыми соцветиями иван-чая. Внизу шевелят личиками вечно улыбчивые ромашки.
Морем белеет кудрявая кашка, покачивается в такт ветру колокольчик — кажется, что даже слышно тихое дзинь-дзинь. Вдали раскрылся похожий на подол пышного платья красный мак. А над всем этим великолепием порхают разноцветным подмаргиванием бабочки и деловито жужжат насекомые.
Шалун-ветерок пощекотал мою щеку и улетел играть в догонялки со стрекозами. С дерева, до которого я дошла, зловеще каркнул ворон, скосив на меня темно-синий глаз и заставив кожу покрыться царапучими крупинками озноба.
— Кыш! — Махнула рукой, и птица взмыла вверх, ослепив отсветами солнца на перьях такой черноты, что они отливали густой синевой.
Синей была и поверхность озера, вольготно раскинувшегося во все стороны до самого горизонта. Вблизи, у берега, на воде покачивались сочно-зеленые пластинки кувшинок. Но дальше все перекрывалось золотой рябью, которая накрывала водоем нестерпимым сиянием. Мой взгляд пробежался по ней.
Красота! Золото пополам с густой синевой, по которой плывет, гордо изогнув длинную шею, лебедь. Следом торопится изо всех сил, едва поспевая за мамкой, выводок малышей. Голый по пояс мужчина стоит в воде, а рядом заросли кувшинок лениво колышутся ковром на волнах.
