и в нем увидел другого себя. Он невольно дернулся и прижался спиной к двери. Он помнил этот кошмарный день и знал, кто ему звонил. Сумрак неверяще смотрел на располосованное трещинами отражение, а человек в зеркале уставился перед собой пустым и потемневшим взглядом. Ему только что позвонил дядька и сообщил о трагической кончине матери Яна. Костяшки на правой руке заныли фантомной болью. Он тогда со злости разбил зеркало. Возвращаться в тот день оказалось страшнее, чем бежать от прячущихся в темноте насекомых или спасаться от Пашкиных крыс.
Где-то в комнате все надрывался и надрывался телефон. Дядька названивал, хотел узнать, не нужно ли ему что-то. Благодетель херов! Это же он сам ее убил! Он! А потом искренне сочувствовал своему племяннику. Ян закрыл лицо руками. Он безнадежно запутался. Навьи духи сказали ему, что дядька натравил их и на его мать, и на младшую сестру. Духи, которых никогда не существовало. Он просто сошел с ума и продолжал бредить. Он с силой оттолкнулся от двери и, пошатываясь, вернулся в комнату. Телефонная трель мгновенно умолкла. Пашка и его крысиное воинство пропали. По эту сторону двери оказалась совсем другая квартира. Ян переехал в нее сразу после смерти матери — ринулся в столицу глушить горькие мысли и осуществлять мечты, но не получилось ни с тем, ни с другим.
В тишине прозвучал голос, который он не слышал много лет.
— Ян!
Сумрак вскинул голову и с болезненным изумлением увидел свою младшую сестренку. Ариша изображала балерину. Когда они еще в деревне жили, она часто смотрела на коллекцию маминых фарфоровых статуэток, а потом пыталась повторить их позы. По-детски неловко, но старательно. Бьющий в окно теплый свет подсвечивал ее фигурку и летающую в воздухе золотистую пыль.
— Смотри, у меня почти получается! — Ариша подняла над головой белые, бескровные руки и покружилась. — Похоже?
— Да, очень… — сдавленно выдохнул Ян и через силу улыбнулся.
— Правда? — обрадовалась сестра. — А то мама мне говорит, что балериной я уже никогда не стану…
Аришка тяжело вздохнула и почесала лохматый висок. Вытащила из волос сухие сосновые иголки и задумчиво повертела их в маленькой ладошке.
— Яааан, — протяжно позвала она и посмотрела на него, хитро и умоляюще одновременно. — Заплети меня? Я немножко растрепалась. Мама придет и заругается…
— Она тоже… — голос у Сумрака предательски сорвался, — тоже здесь?
Девочка кивнула, схватила со стола деревянный гребень и подбежала к старшему брату. Дрожащей рукой он забрал у нее расческу. Арина выглядела такой же, как он нашел ее в лесу — белой, словно вымороженной изнутри, и мертвой. Ян с трудом заставил себя дотронуться до ее растрепанных волос, где запутались сосновые иголки и одинокий засохший листок.
— Она на тебя сердится, — сообщила сестра.
— Почему?
— Нуууу, я же в лес убежала… Она сказала, что ты плохо за мной следил, и поэтому я теперь никогда не стану балериной.
Арина тяжело вздохнула, а Сумрак выронил гребень и неверяще замотал головой. Он точно сошел с ума или просто умер. Свернул шею и лежит в овраге, пока его не нашли. А какая-то чудовищная сила перемешала все в его угасающем сознании, вытащила из укромных уголков самое личное, самое больное и заставила переживать все заново. Его никто никогда не обвинял в произошедшем. Да и как? Они все тогда дома были, кроме дядьки. И никто его не просил за сестрой присматривать. Уже годы спустя он сам себя корил, что недоглядел, когда много раз прокручивал в памяти тот страшный день.
— Никто не просил тебя присматривать? — холодно прозвучал за спиной женский голос.
— Ой, мама… — Аришка широко распахнула неживые глаза. — Сейчас будет ругаться.
Ян медленно обернулся. Его затрясло. Он уже уверился, что умер. Ну ничего, с кем не бывает. Смерть рано или поздно за всеми приходит. Даже такая тупая, как свалиться в овраг из-за собственной глупости. Ян поймал себя на мысли, что ему и не особо страшно от этого осознания. Сильнее пугало посмертие — оно оказалось слишком жестоким. Выскребло все прошлые ошибки, заставило сомневаться там, где он прежде был уверен в своей непричастности, и безжалостно топило в чувстве вины.
— Что смотришь? — снова заговорила мать.
Она тоже была мертвой. В строгом черном платье, в котором он ее видел в последний раз. На лице ни тени прежнего тепла, с которым она всегда встречала сына, когда тот приезжал в деревню ее навестить.
— Ты думаешь, это из-за меня? — тихо спросил Ян.
Лицо матери исказилось от гнева.
— Все из-за тебя! Сначала отец твой ушел, потом ты за сестрой не уследил!
— Но мой отец… — растерянно произнес Сумрак, оборвал фразу и вопросительно посмотрел на мать. — Он же ушел, потому что не родной мне. Как и ты… Потому что ты рассказала ему, кто я такой.
— Вот, значит, как. Не родные мы тебе, да? Куда нам, деревенским. Ты себя мнишь особенным. Это тебе сумасшедшая старуха наплела, что ты дитя Чернобога? Ну так пойди и спроси у нее еще раз.
Она быстро подошла к Яну и схватила его за шкирку как щенка. Он даже дернуться не успел, как она с нечеловеческой силой протащила его до двери, из которой он только что вышел.
— А ты знаешь, что эта безумная баба советовала утопить тебя как кутенка, когда ты родился? Надо было ее послушать.
Мать распахнула дверь и зашвырнула туда Яна. Он по инерции пролетел вперед, но удержался на ногах. Комната исчезла. Он снова оказался в деревне — в Теняевке. Возле дома бабы Тони, которая всю жизнь называла его навьим сыном и отгоняла от деревенских детей.
Старушечья голова весело скалилась ему с колышка.
— Навий сын! Не обошла тебя смертушка, ой не обошлаааа…
— С чего бы ей меня обойти, если я такой же, как и все.
— Твоя правда, — согласилась бабка. — Такой же, как и я, мертвый и сумасшедший. Но поверил же? Поверил, дурень!
— Зачем? — только и смог спросить Сумрак.
— Что зачем? Ты же первый начал про своих навий да Чернобога рассказывать, а я только подыграла малехо. Жаль тебя стало, бедолагу болезного. Но ты… — она ухмыльнулась и продолжила, заговорщицки понизив голос. — Ты еще можешь отсюда уйти. Я расскажу, если подсобишь.
— Чем? — бесцветно
