Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
парнишкой лет двенадцати, который, поздоровавшись с охранниками, шмыгнул в глубину коридора. Вскоре откуда послышались звон ведра и шум воды, льющейся из крана. Немного погодя в гуле выходящих из кабинетов работников с трудом можно было различить женский голос: «Ну и долго же ты, сегодня, Димка. Ничего не случилось?».
Уборка шла по давно заведенному порядку. Мальчик мыл полы, а женщина вытирала столы, подоконники, окна. Иногда они работали порознь, обычно, когда мальчик отставал, и тогда женщина либо переходила в соседний кабинет, либо мыла полы в коридоре, прислушиваясь к шуму за спиной. Стоило тому появиться, она возвращалась, и в следующую комнату они входили вместе. И разговоры, которые они вели между собой, не прекращая своих занятий, были обычными разговорами двух близких людей, отвлекающих себя словами от монотонной работы.
— Мама, скажи, ты хорошей учительницей была?
— Не знаю. Наверное, нет, раз бросила. Хотя дети меня любили.
— За что любили?
— Ну вот, за что? Типичный детский вопрос. Любят обычно просто так, Димка. Хотя дети действительно всегда любят за что-то. Прощала, наверное, многое, за что еще дети могут любить старших. На улице встречаешься, здороваются, как галчата, хором.
— Почему же ты ушла, мам?
— Все деньги, Дима. Бабушка старенькая, Катька еще учится, ты пострел. Кушать, одеваться, за квартиру платить — все деньги. На зарплату учителя не разбежишься, а здесь и платят больше, и к тому же вовремя.
— Мам, ну мне ладно, пацаны по барабану, а другие говорят, лучше бы в «челночницы» пошла, и денег больше, и не обидно — все-таки как все.
— Вот к чему ты ведешь — обидно. Пусть говорят, Димка. Знаю я эти разговоры, и кто говорит их, знаю. Мне за себя не стыдно. Обидно, что все так повернулось. Можешь большее, а никому это не надо. Тебе, что, Дима, стыдно за меня?
— Ты что, мам! Был бы я здесь тогда?
— Ты у меня молодец.
Они говорили о том, о сем, перескакивая с темы на тему. Слова, которыми они перебрасывались, и которые постороннему слуху показались бы обычными, сухими и маловразумительными, для них скрывали их мир, их действительность, отличную от действительности других людей, важную и неповторимую для них так же, как неповторим мир и у тех остальных. За словом бабушка была не простая бабушка, но их бабушка, любимейшее, а потому и не особенно авторитетное для них существо, за которое они готовы отдать, что угодно, но и в привередливости и ревнивости которой они обоюдно не сомневались. Именно ее упреки и недовольство скрывались за тем разговором, который мы привели. И Катька, чье имя прозвучало, была тоже их родная Катька, сестра и дочь, на кого, быть может, проходящие мимо обратили бы постороннее, пусть даже и пристальное, внимание, но не то, которое заставляло их махать друг другу издалека рукой при встрече на улице или дружелюбно пререкаться по любому поводу и без оного.
Между тем они продолжали работать, и постепенно помещения банка становились и чище и опрятней. Сотрудники, что бывало задерживались на службе по вечерам, проходя мимо, приветливо здоровались с добросовестно работающей парой, которую наблюдали каждый день на протяжении вот уже двух лет. Сначала, в обед, появлялась женщина — Михайлова Валентина Васильевна, смуглянка с широким улыбчивым ртом и чуть грустными карими глазами. Наводила косметический порядок — убирала мусор из корзин, протирала двери, окна, подоконники. К вечеру появлялся сын — крепко сбитый мальчишка с черными непокорными волосами, слегка вздернутым носом и четко очерченным лицом. Глаза его — пристальные и черные, не в мать, широкие и порывистые движения выдавали натуру, быть может, еще не оперившуюся, но уверенную в себе, что явно прослеживалось в отношениях со сверстниками и друзьями по двору, где и со старшими он вел себя на равных. Прежде помогать матери заходила и дочь — Катюша, но, перейдя в девятый класс, согласилась с родными, что неудобно в таком возрасте (и с такой внешностью, что подразумевали и та и другая сторона под словом «неудобно», так как шестнадцатилетняя Катя была хороша собой) заниматься не столь почетным, что скрывать, делом.
Разговор их, приведенный выше, впрочем, был вскоре прерван. Невысокий коренастый мужчина, строго одетый, как и положено банковскому служащему, увидев в коридоре Димку, дружески помахал ему рукой и, кивнув в сторону кабинета, из которого вышел, спросил
— Ну что, хочешь поучиться?
— Конечно, — Димка оглянулся на мать, — Мам, можно?
— Балуете вы его, Сергей Иванович, — обратилась та к мужчине.
— Без компьютера сейчас никуда, не век же ему мыть полы, — ответил тот.
Шутливо шлепнув Димку по плечу, он подтолкнул его в сторону двери, из-за которой только что вышел, и спустя минуту с ласковой улыбкой наблюдал, как тот проворно щелкал клавишами клавиатуры, вызывая Windowsы, Wordы и прочие компьютерные программы. Под зорким этим взглядом мальчишке, несмотря на все его желание, явно проступавшее по бросаемым искоса взглядам, так и не пришлось поиграть хотя бы в стандартные развлекалочки, прежде всего своего любимого «сапера», коим оснащен и самый последний и самый древний аппарат. Но вхождение в интернет, работу на Wordе он уверенно продемонстрировал своему учителю, и, дождавшись его похвалы, принялся под чутким руководством осваивать азы электронной почты и Рамблера — модной в то время поисковой системы в интернете. Мать ненадолго заглянула к ним, скользнула взглядом по сыну, немного дольше ее взгляд задержался на голове мужчины и скользнул задумчивый и опечаленный на пол. Потом она тихо, стараясь не шуметь, вышла и закрыла за собою дверь. До возвращения сына она убралась в последних двух комнатах и лишь когда приступила к мытью пола в коридоре, возбужденный Димка присоединился к ней.
«Ну, мам, знаешь как здорово, Сергей Иванович мне показал…», — и он засыпал мать мудреными словечками, в которых та понимала только буквы, но как всякое любящее существо вслушивалась не в слова, но в тон произносимых слов, и в такт словам улыбалась сыну.
Часов около семи мелкая неприятность остановила ненадолго их работу. Пропал свет. Зычный рокот директора банка, как всегда задержавшегося допоздна, пронесся по коридорам. Суетливо забегали охранники, щелкая к месту и не к месту тумблерами и проверяя предохранители. В каком-то тревожном ожидании мать с сыном смотрели в окно, где на улице посреди тихого и спокойного вечера вдруг сгустилась на небе мгла, остановились троллейбусы и трамваи, и идущие по дорожкам прохожие также тревожно озирали небо. Острая молния скользнула где-то в стороне Черниковки, разнося окрест тонкий звон. Бежавшая по двору собака, поджав хвост, бросилась под куст
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55