ли, к ордену, не главное?!
2. Кулинарный талант
Спустившись к ужину, в кают-компании мы с Ксен и Брин застали Шулея с Дик… и богато накрытый стол! Сходу я даже не понял, что за блюда его украшали, но это явно были не наши стандартные пайки! Просто дежавю какое-то, к ордену!
— Ну и кто на этот раз нас угощает? — прищурился я, сподобившись, правда, выдавить этакую полуулыбку.
Вариантов, впрочем, было совсем немного: после той досадной задержки в прошлом рейсе все свои личные средства экипаж ссудил кораблю — только так у нас оставался шанс вовремя рассчитаться с Банком. Предложение исходило от Уняйи, и команда ее охотно в этом поддержала. Таким образом, единственным на борту, у кого могли водиться за душой кредиты, оставался пассажир-кинянин.
— Это все господин Шулей! — незамедлительно подтвердила мою догадку сияющая, как нагрудный знак гохарского гвардейца, Дик.
Оставался открытым вопрос, каким образом толстяк пронес на «Еву» продукты, неужели в личном багаже? Кажется, у него и был-то с собой всего один небольшой чемоданчик…
«Может, вместе с кормом для своих морских звезд?» — предположила Аран.
«Тогда, надеюсь, он не перепутал, кому что давать», — блюда на столе я по-прежнему не узнавал. Впрочем, тут как раз удивляться не стоило: о кинской кухне у меня не имелось ни малейшего представления.
— Что ж, господин Шулей, позвольте выразить вам нашу самую искреннюю благодарность, — теперь любезная улыбка на моем лице была, пожалуй, непритворной. — Но право же, не стоило беспокоиться…
— За беспокойство не беспокойтесь, — в свою очередь растянул губы разве что не до ушей толстяк. — Каких-то пятьсот ударов сердца на камбузе — о чем тут говорить?
— Э… — не понял я. — Я, собственно, про продукты…
— А продукты — ваши! — не преминул снова удивить меня кинянин.
— Что? — я в очередной раз присмотрелся к столу. Нет, если вдруг в недрах холодильника у нас что-то натуральное и завалялось — то точно не такое.
— Капитан, это пайки! — выразительно кивнув на блюда, сообщила тут Дик. — Просто господин Шулей над ними поколдовал!
— Что значит поколдовал? — уже нахмурился я.
— А разве это не волшебство? — восторженно развела руками девочка.
Даже и не зная, что на такое сказать, я лишь молча перевел вопрошающий взгляд на толстяка.
— Никакого волшебства! — с готовностью заверил меня кинянин. И наконец пояснил: — Есть у меня добрый приятель, буфетчик, бывший судовой повар. Он-то и поделился со мной парой профессиональных секретов работы с пайками. Как я уже сказал, пять сотен ударов сердца у стандартного кухонного оборудования — а у вас тут, на «Орке», отличный камбуз — и вот! — широким жестом указал он на накрытый стол.
«Ну да, слышала о подобном, — задумчиво пробормотала в моей голове Аран. — Кока же в экипаж берут не просто салатики из свежих овощей красиво резать… Но он этому специально учится, а так, чтобы пара случайных советов от знакомого буфетчика…»
— Кухня — мое хобби! — словно услышав наши с шестисолнечницей мысли, гордо провозгласил толстяк. — Сколько себя помню — коллекционирую разного рода хитрые рецепты! Стандартный паек — это еще что! Знали бы вы, из чего готовят свою похлебку наши кинские шахтеры! А получается — пальчики оближешь!.. Кстати, что же это мы стоим?! — словно бы опомнился тут он. — Прошу, садитесь, кушайте, пока не остыло!
«Оно еще и горячее?!» — хмыкнула бортмеханик.
Тем временем я уже шагнул к своему месту за столом.
* * *
«Не знаю, какой из этого кинянина охотник на морских звезд, но будь у нас вакансия кока, другой кандидатуры даже не рассматривала бы», — пробормотала Аран.
В удовольствии насладиться вкусом ужина шестисолнечница себе, понятно, не отказала — по умолчанию, все, что ощущал я, чувствовала и она. «Отключаться», по ее словам, бортмеханик тоже умела, но делать этого не любила: опасалась, что однажды, погрузившись во тьму, назад уже не выберется. В перспективе это, кстати, грозило мне определенными затруднениями по части личной жизни. А может, наоборот, сулило специфическим образом ее разнообразить…
А вот мысли мои Аран, вроде бы, не читала, если только я четко не проговаривал их специально для нее. Могла, как я понимаю — но утверждала, что старается от подобного воздерживаться. Это было частью негласного нашего с ней соглашения.
Что до меня, то если шестисолнечница прямо ко мне не обращалась, то я ее и не «слышал».
«Судовой повар пока для нас — непозволительная роскошь, — ответил я ей сейчас. — Может быть, когда-нибудь… Но еда и правда выше всяких похвал! — охотно признал тут же. — Просто не верится, что все это великолепие приготовлено из стандартных пайков!»
«Говорю же: мастер!» — бросила бортмеханик.
— Не могу не высказать восхищения вашим кулинарным талантом! — повернувшись к кинянину, проговорил я вслух.
— Рад, что вам понравилось, капитан! — с энтузиазмом откликнулся тот.
— Я внимательно смотрела, что он делал на камбузе! — потянувшись к моему уху, заговорщически шепнула сидевшая рядом со мной Дик. — Потом попробую повторить!
«Кто там мечтал о коке? — мысленно усмехнулся я Аран. — Вырастим, так сказать, в собственном коллективе!»
«Не думаю, что это так работает», — скептически заметила та.
«Вот и проверим!»
— Так получается, за морскими звездами в течение всего полета нужен глаз да глаз? — спросила между тем у толстяка Ксен, продолжая начатый чуть ранее разговор.
— Самые сложные — первые пара часов после взлета, — переключился на нее кинянин. — Каждая особь реагирует на космос по-особому, важно уловить все нюансы и скорректировать микроклимат в контейнере. Поэтому я и провел все это время возле звездочек. И, что называется, укротил. Теперь же все пойдет в дежурном режиме. Ну, должно пойти… Периодически, конечно, буду заглядывать в трюм, но торчать там постоянно никакой нужды больше не вижу.
Что ж, он «укротитель», ему виднее…
— А для звезд есть разница, что у нас: разгон, тоннель или торможение? — задала тем временем вопрос уже Брин.
— В тоннеле они, как правило, ведут себя даже спокойнее, — поведал толстяк. — Но вот сам миг нырка для звездочек — сильный стресс. Когда, кстати, у нас будет следующий тоннель, капитан? — повернулся
