class="p">Это были "голые" (в данный момент, правда, одетые), посему господин Вукчевич даже не стал утруждаться тем, чтобы пройти в номер, он лишь крикнул:
– Пожалуйста, проходите, налейте себе коктейли и прихватите для нас с господином адвокатом пива.
– Вы сказали, что миссис Мувстоун живёт на яхте, одна?
– Когда команда в отпуске, со своим "секретарем", – черногорец всем своим видом изобразил кавычки, принимая пиво от художника, – "муууусье Жульеном".
– Месье Жульен? – поднял бровь я
– Он такой же француз, как я – русский Иван Пельмень! Жигало, танцор за деньги, Мило Дупевич, в прошлом году представлял своё "Dupe" старому итальянцу, в этом – "секретарь". Впрочем, меня это не касается, вот и они. С Вашего позволения.
Господин Вукчевич отправился встречать гостей, я же воспользовался возможностью поговорить наедине с "голым" художником, его спутница, очевидно, была как тень при нем (или я ошибался?). Передо мной стоял очень жилистый и крепкий молодой человек, вся его фигура источала нервное напряжение, сгусток энергии, который никак не мог найти выход наружу. Помимо прочего, его худоба, как и его девушки, говорили либо об особой диете, либо, что вероятнее, о жизни полной лишений во всем, кроме свободы, очевидно.
– Давно Вы в Черногории?
– Около двух месяцев, до того стояли в Хорватии, но долго там не продержались: жрать, знаете ли, нечего… Друзья сказали, что в Черногории есть богатая чудачка. Ну я пострелял деньжат и не прогадал: она купила у меня картину. Да ещё здесь поют бесплатно, – он поднял бокал с коктейлем.
– Вы позволите спросить, а на что Вы живёте вообще?
– А Вы? У меня есть друзья, иногда я продаю картины, когда совсем голяк, питаемся рыбой.
– Но сейчас у Вас есть деньги?
– Я же сказал, что продал картину миссис Мувстоун.
– Вы бывали у нее на яхте?
– Несколько раз.
– Что вы там делали?
– А что делают на яхтах?
– Не знаю.
Тут Сергей уронил с оттенком презрения:
– Там пьют. Мы пили. Все? А то у нас коктейли закончились.
С этими словами он развернулся и шагнул в номер.
– Па, наша мещанская Медичи, как я рад Вас видеть, мамаша, и тебя, петушок
– Сергей, дерзкий мальчишка, напоминает меня в его возрасте, когда я покинула родину, совсем одна, молодая, глупая, но такая целеустремленная.
Значит сейчас ей должно было быть около 60 лет… Сказать, что эта женщина не выглядела на свой возраст, было бы глупо, нет, передо мной сидела уже достаточно взрослая дама, но в отменной физической форме и явно ухаживавшая за собой. Вероятно, в бывшем спортсменка и сейчас активно тренируется, об этом говорили крепкие руки. Она не солгала, как и в Художнике в ней была масса энергии, но она нашла для неё выход.
– По крайней мере, в этот раз ты не мокрый. Вы представляете, в прошлый раз он решил искупаться перед нашим вечерним собранием тут, да так и явился весь мокрый. Сейчас очень коварная погода: дни – лето, а ночь – зима, это у них и называется осень! Одним словом, я так испереживалась, не заболеет ли он, что самой в конце концов стало плохо! У меня слабое сердце, вы знаете.
– Миссис Мувстоун, Вы говорите о событиях того вечера, когда пропала картина? – уточнил я.
– Да, конечно, мы так любим собираться здесь на Ville Edelweiss, у моего прекрасного друга, здесь замечательный "pogled", вид. И прошу Вас, зовите меня просто Светлана, что мы не земляки, что ли?
– Апероль для Светланы и минералка "мусье Жульену", – господин Вукчевич протянул бокал и стакан.
Здесь все отлично друг друга знают, а пустота и отрешенность заходящего сезона сблизила их так тесно, что они не скрывают эмоций и не стесняются в выражениях. “Этакая подводная лодка”, – подумал я. А Мило "Жульен", значит, не пьёт. Вероятно, следит за какой-то строгой диетой, чтобы поддерживать мышечную массу. Но, несмотря на объем груди и ширину плеч, оскорбительное наименование, данное художником, подходило к нему идеально. В этот момент в номер вошли Семён, господин Перепейкин и доктор, звали его Николай Сергеевич, хирург, который отдыхал здесь каждую осень вот уже 9 лет.
– А вот и Вы, господин Перепейкин! В прошлый раз отлучились, в этот раз опаздываете, – подал голос Мило
– Я отправился искать доктора Вашей даме сердца, – был ответ, который сопровождался поцелуем руки миссис Мувстоун.
– Однако нашёл его я! – заметил господин Вукчевич.
– У меня в номере – с усмешкой добавил доктор.
– Вот как раз там я и не додумался посмотреть: подумал, что раз Вы не спустились к нам, то, вероятно, гуляете по пляжу, к тому же телефон не отвечал.
– Что верно, то верно: отдых на то и отдых, чтобы телефон был выключен.
– Что будете в этот раз пить? – поинтересовался господин Вукчевич.
Тут, видимо, пожелания не всегда были одинаковые, в любом случае, пока гости и хозяин обсуждали бар, я достал блокнот, начеркал несколько слов и вручил вырванный листок Семёну.
– Боюсь, я вынужден Вас покинуть господа и дамы, – он поклонился женской части общества, – срочное поручение.
Никто не выразил беспокойства, только господин Вукчевич пытался настоять на необходимости выпить "на дорожку". С уходом Семёна я смог прислушаться к речи Перепейкина:
– Вы знаете, я пью только scotch, шотландский whisky, никаких там американских бурбонов вроде Jack Daniels…
– Jack Daniels никогда не был бурбоном, так как производится в штате Теннесси, в то время как бурбоном называют остальные марки американских дистиллятов, производимых в штате Кентукки, по старому названию области в нём, – обратился я к говорившему.
– Дисти… что?
Если требовалось ещё что-то, чтобы ещё сильнее завоевать сердце господина Вукчевича, который питал крайнее презрение к персоне Перепейкина, так это на вопрос: "А Вы тоже пьёте виски, господин адвокат?", ответить: "Я предпочту лозу".
– Что Вы обо всем этом думаете? – спросил меня он, когда гости разошлись и мы вернулись вдвоём на балкон.
– Я пока ничего об этом не думаю, – сказал я, глядя в темную гладь моря, дарующую блаженное чувство одиночества.
Post sсriptum:
В три часа ночи в дверь постучали:
– Входи, Семён .
– Я вымотан как собака! Знал бы заранее, что придётся таким заниматься, попросил бы доплату. У тебя есть что-нибудь выпить?
Я молча налил ему рюмку лозы, и только когда мой коллега с облегчением откинулся на спинку удобного кресла, спросил:
– Ты сделал то, о чем я тебя просил?
– Да.
– Трудностей не возникло?
– Не особенно.
– А со вторым, он согласился?
– Сказал, сделает все, что мы ему скажем.
– Dobre, чёрт, хорошо, а теперь иди спать.
