к какому мне следует обратиться. Все они кажутся мудаками. — Вы не можете загнать меня в угол и обращаться со мной так. Мы в школе. Вас всех отстранят — не только от команды, но и от школы вообще. Думаете, футбольная дисквалификация будет плохо смотреться в колледжах? Представьте, как это будет выглядеть.
— Ты так думаешь? — небрежно спрашивает Джейк. У него уверенность мудака, который нравится людям, и это меня бесконечно расстраивает. — Видишь ли, я думаю, что в этом сценарии кто-то сожжет твой гребаный дом с тобой внутри. Представь нас всех троих вне команды, — говорит он, с легкой улыбкой оглядываясь на своих приятелей.
— Какая команда? — сухо спрашивает Картер. — Ничего бы не осталось.
— Вот именно, — легко говорит Джейк, делая шаг ко мне.
По крайней мере, это верно в отношении Картера. Учитывая, с каким количеством дерьма мне пришлось столкнуться, безумно думать, что мне повезло, что Джейк был тем, за кем мне пришлось охотиться, но если бы это был Картер Махони, моей семье пришлось бы переехать.
Несмотря на помешанный на футболе город, в котором я живу, сама я не особо интересуюсь игрой. Тем не менее, за четыре года, что я училась здесь в старшей школе, невозможно было не заметить похвалы и удивления, которые вызывает у людей простое упоминание о Картере — волнение в их голосах и звезды в их глазах, когда они говорят о стартовом защитнике и его многообещающей футбольной карьера. Все говорят, что у него золотая рука, форма и инстинкты прирожденного спортсмена. Вся команда строится вокруг него. Мы выигрываем матчи не потому, что у нас потрясающая футбольная команда; мы побеждаем, потому что у нас есть Картер Махони.
Лично я предпочла бы спать по ночам, зная, что девушки в городе в безопасности от мудаков, привлекающих к ним нежелательное внимание, но самые громкие люди в этом городе, похоже, предпочитают выигрывать футбольные матчи.
Я толкаю стулом Джейка, когда он приближается ко мне. Я не люблю насилие, у меня нет желания драться ни с одним из них, но я врежу ему прямо в лицо ножками стула, если он попытается прикоснуться ко мне еще раз.
— Вот что я думаю, — говорит Джейк, наклоняясь вперед и выхватывая стул из моих рук. Ему так легко меня обезоружить; очевидно, мне нужно работать над силой верхней части тела. Я спотыкаюсь, пытаясь удержаться за него, затем быстро откидываюсь назад, пытаясь увеличить расстояние между собой и ними. — Я думаю, ты расскажешь всем, что солгала, — заявляет Джейк. — Что ты разозлилась на меня и слишком остро отреагировала.
— Я не собираюсь этого делать, — говорю я ему. — Я не лгала. Ты прикоснулся ко мне, я попросила тебя остановиться, а ты не стал. Ты рассмеялся. Мне было очень неудобно, а ты подумал, что это смешно. Ты вел себя как придурок и заслужил наказание.
В его беспокойных голубых глазах мелькает раздражение. — Ты ведешь себя так, будто я тебя изнасиловал, Эллис. Я только и делал, что ощупывал тебя.
— Я не хотела, чтобы ты ощупывал меня. Я сказала нет, я сказала тебе остановиться, а ты не послушался, — говорю я ему, и мои глаза расширяются.
Он отбрасывает стул в сторону, и он скользит по грязному линолеуму. — Да, ну, я не думаю, что наказание вполне соответствует преступлению. Я думаю, если ты собираешься разрушить мою гребаную жизнь, я должен получить от этого немного больше.
С каждым шагом, который он делает вперед, я делаю шаг назад. Теперь я ударяюсь об окно. Больше некуда идти, и он прямо надо мной. Я смотрю за его спину на двух других парней, ища какой-нибудь признак неуверенности на их лицах, какой-то проблеск вины или сочувствия, что-нибудь, к чему я могу обратиться, чтобы, возможно, получить помощь.
Ничего нет. Ребята держатся вместе. В их бредовых умах я предала их, заступившись за себя.
В глазах всего города я сучка, потому что не хочу, чтобы Джейк Парсонс прикасался ко мне. За то, что он поднял шум из-за того, что он проигнорировал мой отказ и все равно сделал это.
“Какая скромница.
Выкуси, принцесса.
Джейк Парсонс хотел тебя? Ты должна быть польщена.”
Теперь Джейк Парсонс протягивает руку, упирается ею в мою грудь и толкает меня обратно к стене между оконными стеклами. Он старается коснуться как можно большей части моей груди, пока делает это, затем сжимает кулаком мою рубашку и встречается со мной взглядом, в его глазах мелькает намек на вызов. Я знаю, что он либо разорвет мою рубашку, либо сорвет ее через мою голову, я просто не знаю, что он собирается делать после этого.
2
— Подожди, — говорю я, хватая его за руку, пытаясь остановить это, пока оно не зашло дальше. — Послушай, я не возьму назад то, что сказала, но я… я поговорю с тренером. Я попрошу его сократить твою подвеску вдвое. Хорошо? Тогда ты все равно будешь играть в этом году.
— Половину гребаного сезона, — говорит Джейк, качая головой. — Нууу. Ты заберешь слова обратно. Ты скажешь им, что была сбита с толку, расстроена, что совершила ошибку. Скажешь им, что у тебя были месячные, и ПМС взял над тобой верх — мне плевать, что ты им будешь говорить, но ты должна сказать им что-то, чтобы это прекратилось.
— Я не позволю тебе заставить меня лгать, — говорю я ему, вздернув подбородок. — Ты запутался. Ты не остановился, ты не извинился, и теперь ты расплачиваешься за свою ошибку. Вот как устроена жизнь, когда ты не неприкасаемый, Джейк. Так живут простые смертные.
— Это так? — спрашивает он, дергая меня вперед за рубашку, а затем прижимая обратно к стене с такой силой, что у меня стучат зубы, а желудок сжимается от страха.
Двое других парней подошли ближе, их глаза сузились с презрением.
Возвращая взгляд к придурку-спортсмену передо мной, я проглатываю свой страх. — Ты действительно хочешь сделать еще хуже, Джейк? Ты должен держаться от меня подальше. Это определенно не останется в стороне от меня.
— Ты уже испортила мне гребаную жизнь, Зо. Что теперь со мной будет?
То, как он говорит это угрюмо, меня раздражает — как будто это действительно моя вина, а не его. — Я не разрушила твою жизнь. Не дадут играть
