с бюргером сяду, и руку любому свинопасу пожму.
Это было как раз то, что Волков хотел от него услышать. Ну а насчёт Максимилиана барон даже и не сомневался. Он полез в кошель и достал два талера.
— Все школы платные; вот это вам, думаю, что этого хватит на неделю, а дальше будет видно.
Максимилиан с поклоном взял деньги и тут же одну монету отдал товарищу. Они поклонились и готовы были уйти, но барон остановил их и напутствовал:
— Господа, не ждите ласкового приёма, вам в этой школе будут так же не рады, как нам не рады в этом городе.
Молодые люди понимающе кивали, а барон продолжал:
— Если кто-то вас оскорбил, вы кланяетесь и уходите, если кто-то будет вас вызывать на поединок, вы кланяетесь и уходите, если какой-то задира будет говорить вам, что вы трусы, вы отвечаете, что я вам настрого запретил принимать вызовы, после…
— Кланяемся и уходим, — догадался Максимилиан.
— Именно. Мы, конечно, хотим завести здесь друзей, но главное — это не допустить свар между нами и горожанами. Помните, мы тут не в гостях.
— А может, раз они так на нас злы, нас и вовсе не примут в эту школу, — предположил фон Готт.
Волков на секунду задумался, а потом произнёс:
— Полагаю — примут. В школах заправляют мастера, а им нужны деньги, а ещё им нужны хорошие ученики, которыми они могут похвастаться; для этого они и турниры устраивают, а вы, насколько я могу судить, бойцы хорошие. Так что вам не откажут.
— Не откажут, — заверил его Максимилиан. — Нас с фон Клаузевицем, с покойником, да примет Господь его душу, в Ланне приглашали во все школы, чтобы посмотреть на нас. На наши приёмы. Я же у него тогда учился, я помню, его буквально за руки тянули. Просили его: приди да просто выйди против меня.
— Верно, верно, — заметил Волков. — Так что в школу вас, думаю, примут. А за Клаузевица, Максимилиан, зайдите в церковь, поставьте свечу и прочитайте молитву.
Глава 2
Как они ушли, он всё ещё вспоминал редкостного храбреца и настоящего рыцаря Георга фон Клаузевица, даже прочёл короткую молитву в его имя. Но потом, подумал, что если дело с фехтшуле «Непорочной девы» как-то начнёт складываться, ему потребуются ещё и другие, местные люди. А таких людей как раз знал человек, в котором рыцарства и полкапли было не наскрести. И тогда он позвал к себе фон Флюгена. Генералу нужен был хранитель имущества Его Высочества Карла Оттона Четвёртого в городе Фёренбурге и окрестностях Хельмут Вайзингер.
— Найдите мне его, фон Флюген, скажите, что я его жду в казармах, — распорядился генерал.
И когда молодой человек уехал, сам отправился обедать в неплохую харчевню. Но не в ту отличную, в которой его недавно угощал бургомистр. Так далеко от бараков со своими солдатами, признаться, генерал отъезжать опасался. Он ещё не успел отобедать, когда вернулся фон Флюген и доложил, что нашёл хранителя имущества и тот клялся, что уже вскоре будет в казармах.
* * *
Вайзингера пришлось прождать почти до вечера, уже смеркаться начало, прежде чем он появился с один из своих помощников, с тощим приказчиком по имени Вельснер и с тремя большими телегами хорошего бруса и плохих досок. Он думал, что генерал зовёт его, чтобы устроить выволочку, так как в казармах всё ещё не было нужного количества спальных мест для солдат, посему после поклонов стал уверять Волкова:
— Вот, досочки завёз, а завтра уже будут плотники с утра, начнут работать. Будут людям вашим кровати. Вельснер, спроси у солдат, кто желает подзаработать и выгрузить дерево?
Человек пошёл к солдатам, а Волков тем временем, мрачно осматривая привезённые доски, только и сказал:
— Горбыли.
— А ну и ничего, — сразу отвечал хитрец, — сверху на них тюфячок положить, солдат и не заметит, что на горбыле спит. Мягко будет. А тюфяки соломенные я уже тоже заказал, сорок две штуки.
Генерал не стал цепляться: солдатам, людям, которые, наверное, четверть жизни своей спали на земле, даже и горбыли, если они под крышей и рядом с печкой, покажутся настоящей постелью. Он только заметил:
— Тогда уж проследите, чтобы в тюфяках было достаточно соломы, я прикажу офицерам тощие тюфяки не принимать.
— Слушаюсь, прослежу обязательно, — обещал Вайзингер, и кланялся, и кланялся.
Вот только поклоны эти казались Волкову наигранными. Впрочем, барон звал его не для того, чтобы смотреть привезённые доски; он пошёл в конец бараков, который всё ещё был забит каким-то товаром, остановился напротив плотных тюков шерсти, что были уложены под самый потолок, и спросил:
— Чьё это?
— До конца недели я всё вывезу, — тут же отозвался хранитель имущества Его Высочества.
Волков посмотрел на него осуждающе и уточнил:
— Это ваш товар?
— Признаться, нет, — отвечал Хельмут Вайзингер. — Я взял его на хранение.
— Так чей же он, кто его хозяин?
— Это… Это товар «Вязаных колпаков».
— «Вязаные колпаки» — это… воры? — пытался вспомнить генерал.
— Не совсем, — отвечал хранитель имущества. — Это коммуна, они живут у стены и за стеной, в основном это портовые грузчики, и не только портовые, — и тут он словно вспомнил: — К тому же туда входят многие возницы. Это уважаемая коммуна, там много людей.
— Уважаемая коммуна, но приворовывает, — усмехался Волков.
— Не без этого, не без этого, — кивал Вайзингер. — Уж ежели в городе столько разных товаров, что-то обязательно останется у тех, кто те товары грузит и у тех, кто их возит.
— И кто же глава этой коммуны?
— Официально это Курт Нерлинг. Он и в сенате от коммуны заседает, — тут Хельмут Вайзингер понижает тон почти до шёпота: — кстати, это он меня просил подержать их товар. Но заправляют в коммуне Эрвин Болтун и его брат Карл. Гляйцингеры. У них есть ещё четыре брата, но те в дела гильдии не лезут, занимаются своим делом. Семейка в городе влиятельная, братцы — люди суровые. Как-то лига Реки…
— Это, кажется, купеческая лига, — вспомнил Волков.
— Да, одна из богатейших купеческих лиг города, купчишки из лиги на всей реке заправляют, отсюда и до самой Эксонии на востоке, до Холодного моря на севере. Так вот,
