нос к носу, так сразу штаны менять. До тебя только один был, который сухим остался. Помнишь, Кондрашкин?
Сказав это, она ткнула Басова своей палкой. В ответ тот громко расхохотался:
– Забудешь такое! С ходу забор перепрыгнул и такого стрекача дал! Два дня потом его ловили!
– И?
Басов на это равнодушно пожал плечами:
– Как поймали, так в "дурку", куда ж ещё-то, если разум не выдержал? Ты мне лучше скажи...
– Стоп! – решительно заявила хозяйка этого страшного места. – Нечего лясы на морозе точить. Пошли чай пить. Там и поговорим.
Сказав это, она громко стукнула своей палкой по вымощенной плиткой площадке, на которой они стояли, и громко так прикрикнула:
– Тихон! Бездельник! Где тебя носит!
Тут же перед ней, словно из-под земли ("А может и правда, из-под земли?" – подумал Семён) вырос мужичок, ростом Семёну по пояс, но при том весьма пропорционально сложенный, так что явно не карлик. Мужичок был одет на манер крестьянина середины XIX века, образ дополняли лапти и окладистая седая борода.
– Здесь я, барыня! – ответил мужичок с поклоном.
– Давай ка на стол собирай!
– Уже готово, барыня! Извольте...
– И вертихвостку эту буди! Опять сидела за компом до свету!
Мужичок тут же пропал и троица направилась к дому.
Изнутри жилище Бабы Яги, как окрестил её про себя Семён, выглядело как вполне современная студия. Даром что стены бревенчатые да центральное место занимает солидная русская печь, вся отделанная изразцами. Впрочем, печь тоже современной конструкции, о чём говорили многочисленные дверцы с разных её сторон и чугунная варочная плита чуть в стороне от устья. Неведомый дизайнер очень ловко поделил этой печью и занавесками пространство студии на зоны, так что, несмотря на всю эфемерность этого деления, возникало ощущение закрытости и уюта.
Пока Семён оглядывался, хозяйка пошуровала своей палкой в глубине лежанки и зычным голосом каркнула:
– А ну, бездельница! Вылазь! Уже гости подошли, а ты всё бока пролёживаешь!
На печи произошло какое-то шевеление и оттуда пружинисто спрыгнула девушка, лет шестнадцати. Демонстративно сонная мордочка и слегка растрёпанные волосы радикально контрастировали с чёткостью и упругостью движений, а белая мужская рубашка, составлявшая её единственную одежду, была расстёгнута и заметно распахнулась. Борта рубашки ещё прикрывали груди, немного, но всё остальное тело, от подбородка до гладенького лобка, было открыто взору.
– Привет! Тебя как зовут?
Девушка спросила это радостным голосом, глядя при этом на медленно краснеющего Семёна самым невинным взглядом. Тот, немного запнувшись, представился.
– А меня Славя зовут. Вообще-то полное имя Славяна, но все меня Славей зовут. И ты тоже зови! – ответила она, демонстрируя своё глубокое знакомство с современной молодёжной культурой.
Продолжить общение не вышло, потому как вмешалась сама хозяйка имения:
– Чего к человеку пристала? Мало тебе посёлка?
Славя обиженно надула губки:
– Ну бабушка, там просто еда, а я любви хочу...
– А! Ну то да! Царевич, да по любви, он сто крат вкуснее.
– Да какой я царевич, – отмахнулся Семён.
И в этот момент бабка с размаху приложила Славяну своей палкой поперёк задницы. Та аж подпрыгнула и квакнула. Утробно так. Хозяйка имения сопроводила своё действие наставлением:
– А ну, пошла и прибралась, вертихвостка!
– Вредная ты, бабушка! – Славяна надула губки и направилась куда-то вглубь этой студии, за одну из занавесок. Не забывая при этом весьма аппетитно вилять своими вторыми 90.
Бабушка критически глядела ей вслед и всё-таки не выдержала:
– Вот пришью я тебе хвост, чтоб было чем вертеть!
Славяна высунула мордочку из-за занавески, за которой только что скрылась и спросила:
– Павлиний?
– Крысиный! Да подлиннее! Чтоб по земле волочился и из-под любой юбки торчал!
– Ну... Ты совсем вредная!
Сказав это, Славяна снова надула губки и слиняла. А хозяйка имения взяла Семёна под руку и направила к накрытому столу. С пирогами, всяческими соленьями и огромным бронзовым самоваром.
Усаживаясь за стол, хозяйка имения усмехнулась в сторону Басова:
– А ты, полковник, не промах! Долго искал-то?
– Чего? – искренне удивился Басов.
– Ты только не прикидывайся, что не понимаешь. Со мной такие штучки не проходят!
– Киевна! Я тебя давно знаю, и твои умения уже видел. Так что, извини, я не такой дурак, чтоб водить тебя за нос, особенно когда ты и сама что-то поняла. Ещё раз говорю: я вообще не понимаю, о чем ты.
И тут Семёна что-то вдруг накрыло и он, не шибко отдавая себе отчёт, ляпнул:
– Киевна? Наина Киевна[3]?
Хозяйка яростно стукнула кулаком по столу:
– Вот ведь!... Надо было сразу этих двух обормотов Шарику скормить! Это ж надо было меня так ославить! Нет, юноша! Лыбедь Киевна!
– Извините... – пробормотал Семён, – нас не представили...
– Забей! – мило пропела Славяна, усаживаясь за стол. Она уже успела одеться в мешковатый,
