Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
к тому времени? Единый Союз советских писателей. Считаное число издательств, выпускающих поэзию и прозу. И всего пять литературных журналов – три в Москве («Новый мир», «Знамя» и «Октябрь»), один в Ленинграде («Звезда») и один в Новосибирске («Сибирские огни»).
Где печататься? Где пробивать свои произведения сквозь непреклонный Главлит и всевидящие инстанции?
Причем и то надо принять во внимание, что вплоть до зимы 1953/54 года никакой сколько-нибудь заметной смысловой и эстетической разницы между журналами не просматривалось. Лед тронулся только в декабре, когда А. Твардовский напечатал в «Новом мире» статью Владимира Померанцева «Об искренности в литературе», а затем – едва не единым залпом – статьи Михаила Лифшица о дневниках Мариэтты Шагинян, Марка Щеглова о «Русском лесе» Леонида Леонова, «Люди колхозной деревни в жизни и литературе» Федора Абрамова.
Конечно, реакция идеологов и аппарата не заставила себя ждать: Пономаренко уже в феврале 1954 года отправили поднимать целинные и залежные земли, а литературу навсегда вывели из подчинения Министерству культуры. Затем в марте Борис Полевой отправил в ЦК КПСС докладную записку «о том, что у ряда писателей, критиков, в том числе и у коммунистов, появилось странное и совершенно превратное мнение о своеобразной перенастройке в нашей политике в области идеологии и о якобы совершающемся в нашей литературе этаком „нэпе“». И что – главное – «внутри страны, в писательских организациях Москвы и Ленинграда, вокруг этих статей <Полевой называет их „совершенно похабными“> начинает группироваться отсталая часть писателей»[5].
Итог известен: громокипящие писательские собрания и пленумы, что идут чуть ли не каждый день, покаяния ослушников и отступников от линии партии, наконец отставка Твардовского в августе 54-го – словом, полная и сокрушительная победа, как их тогда называли, гужеедов, именовавших короткую «эпоху Пономаренко» идеологическим нэпом.
Здесь, впрочем, необходимо отметить два момента принципиальной важности.
Первый – что эта победа гужеедов явилась результатом торга среди идеологов и аппаратчиков, а не следствием противостояния журнальных партий, живой литературной или, если угодно, литературно-политической полемики. Погромных статей во всех журналах, конечно, множество, но почти все они – изложение либо докладов, уже прозвучавших на пленумах и собраниях писателей-коммунистов, либо докладных записок, поданных ими в соответствующие инстанции.
Второй момент – на «отсталых» литераторов (в диапазоне от Эренбурга до Паустовского, от Каверина до Казакевича) кричали, топали ногами, но они не унимались. То коллективным письмом «Товарищам по работе» предложат по сути упразднить Союз писателей, ибо
подлинное творческое общение писателей разных поколений» может и должно происходить не в канцеляриях ССП, не в залах заседаний, не на собраниях разобщенных творческих лишь по названию секций, а только в редакциях, в живой практической работе над рукописью[6].
То – действительно как при нэпе – придумают кооперативное издательство и даже дадут ему название «Современник». «Это издательство, – пересказывает чужие слова Владимир Лакшин, – не должно зависеть от коммерческих соображений и от начальства – выпускать малыми тиражами, но максимально свободно то, что пишут»[7]. То – и здесь я говорю о единственном состоявшемся проекте – начнут тишком составлять независимый или хотя бы полузависимый альманах.
Такой альманах – ему дали имя «Литературная Москва» – вышел 17 февраля 1956 года как подарок XX съезду партии.
Подарок, прямо скажем, с гнильцой, с червоточинкой. В первом выпуске – стихи А. Ахматовой, заметки Б. Пастернака о переводе Шекспировых трагедий, рассказ В. Гроссмана, глава «Друг детства» из поэмы А. Твардовского «За далью – даль», от которой несентиментальный Чуковский, по его собственному признанию, просто «заревел». Причем, – как 4 мая Э. Казакевич написал К. Федину, – «первый том был пробой наших сил и разведкой в стане праздно болтающих и обагряющих руки. Второй, надеюсь, будет более решительным и определенным»[8].
И действительно, второй выпуск, появившийся ближе к концу года, выглядел еще более вызывающим – Н. Заболоцкий, стихи М. Цветаевой с предисловием И. Эренбурга, знаменитые «Рычаги» А. Яшина, статьи М. Щеглова «Реализм современной драмы», Л. Чуковской «Рабочий разговор», А. Крона «Заметки писателя»…
Конечно, – как написал Б. Слуцкий, – «все мы ходили под богом, у самого бога под боком», и устроители рискнули далеко не на все.
Спросили Б. Пастернака, и он предложил «Доктора Живаго». Э. Казакевич как главный редактор взялся за голову. «Оказывается, – сказал он К. Федину, – судя по роману, Октябрьская революция – недоразумение, и лучше было ее не делать»[9]. Нашелся, правда, благовидный предлог – в романе около сорока листов, а под альманах выбили всего пятьдесят. Так что ничего, кроме раздражения, этот сюжет у Пастернака не вызвал.
Я, – написал он О. Ивинской, – теперь предпочитаю «казенные» журналы и редакции этим новым «писательским», «кооперативным» начинаниям, так мало они себе позволяют, так ничем не отличаются от официальных. Это давно известная подмена якобы «свободного слова» тем, что требуется, в виде вдвойне противного подлога.
Занятнее оказалась другая история с большой прозой для альманаха. В «Литературную Москву» постучался Владимир Дудинцев – его уже отклоненный «Октябрем» роман «Не хлебом единым» завяз в «Новом мире» – и не печатают, и не возвращают. Не возьмут ли «кооператоры»?
И тут – сошлюсь на воспоминания самого Дудинцева, —
прочитано было за сутки! За сутки было прочитано! <…>
А потом Казакевич мне и говорит:
– Дорогой Владимир Дмитриевич, не могу печатать. Не могу. Невозможно печатать. Слишком опасно. Вещь не пройдет.
Тем не менее о передаче романа возможному конкуренту узнал Симонов и – по словам Дудинцева – закричал: «„Немедленно засылайте в набор! Сейчас же чтобы был заслан в набор!“ И роман был заслан в набор в „Новом мире“. <…> Одним словом, роман там пошел».
К большой, замечу, беде – и для К. Симонова, который лишился поста главного редактора, и для В. Дудинцева, которого на десятилетия лишили возможности печататься где-либо.
Впрочем, и «Литературную Москву» отказ от публикации как «Доктора Живаго», так и «Не хлебом единым» отнюдь не спас. Набор третьего выпуска альманаха был рассыпан, и власть, судя по всему, закаялась хоть что-либо давать господам сочинителям на откуп.
Нет уж, только из наших рук и только под нашим неусыпным присмотром. И это, как я обещал сказать, третий момент, третий урок идеологического нэпа.
Власть поняла, что глушить инициативу совсем не обязательно. Лучше ее перехватывать, и вся середина и в особенности вторая половина 1950‐х годов стала эпохой экстенсивного расширения литературного пространства, а говоря попросту, временем, когда новые журналы стали расти как грибы.
1955 год – «Дружба народов»
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
