винегрет, абрикосовый компот и две ватрушки. Всё горячее, свежее и безумно ароматное.
— Говорила же, крутое место. И обошлось всё в копейки, — радуется Даша, когда рассаживаемся вокруг столика у окна. Он самый дальний от выхода, зато никто мимо не ходит и в тарелки не заглядывает.
Столовая постепенно наполняется людьми. Становится шумно, весело, и я с любопытством рассматриваю входящих. Вон, высокая девчонка берёт лишь половину порции капустного салата, глядя с тоской на блюда с выпечкой. Рядом трое парней с модными хохолками, хвостиками и наглыми улыбками болтают с молодой девочкой на раздаче, старательно вгоняя её в краску.
— Хм, не думала, что он в такие места ходит, — бормочет себе под нос Даша и утыкается в тарелку, а я всматриваюсь в разноцветную толпу, пытаясь угадать, о ком идёт речь. — Да вон же, Демид Лавров. Третьекурсник.
Я давлюсь супом, закрываю рот рукой, кашляю, и сквозь выступившие слёзы вижу человека, который испортил моё детство.
Демид Лавров, чтоб тебя.
Ненавижу тебя!
2. Ярослава
Между мной и Демидом жалкая сотня метров. Вальяжный и расслабленный, он стоит, облокотившись на стойку, и смотрит на черноволосую девчонку умопомрачительной красоты. Такую хоть на обложку журнала, хоть на подиум в любую секунду выпускай. Длинные пальцы Демида будто случайно касаются округлого плеча, гладят небрежно, лениво, а девушка заливается румянцем. От его касаний её будто током бьёт, она смущается и краснеет, и это выглядит немного забавно.
Девчонки всегда так на него реагировали — даже в детстве Демид отличался от всех сверстников. Чувствовалась в нём сила и тайна, которую каждой хотелось выпустить на волю. Стать той единственной, сумевшей его разгадать и приручить. Начиная со средней школы, девочки постарше вздыхали по Демиду, не то что ровесницы.
Мои голые бёдра покрываются мурашками. Я подгибаю ноги под стул, нервно убираю волосы с лица и тоскливо смотрю на тарелку с остывающим супом. Аппетит пропал, словно его не было.
Значит, он учится в том же универе, в который я с таким трудом поступила. Думала, свободу тут обрету, а на деле встретилась с главным кошмаром своего прошлого — с козлом Демидом.
Одна радость будет, если он меня не помнит. Тогда смогу нормально существовать здесь и не думать, что в любой момент могу стать его жертвой. Я не хочу больше всё это переживать! Не тогда, когда добилась от родителей признать свою взрослость и самостоятельность, когда решила, что новую жизнь начну.
От мыслей отвлекает Даша. Она наклоняется ко мне, понижает голос до интригующего шёпота:
— Спорим, он поимеет её уже этим вечером? — дёргает подбородком в сторону сладкой парочки, а меня передёргивает, будто за шкирку залез большой и мерзкий таракан.
— Он…
— Кобель он, — сообщает по секрету и прикладывает палец к губам.
— А ты откуда знаешь?
Не то чтобы я удивлена — Демид всегда менял девчонок, как перчатки. Но мне не понять, откуда такая же новенькая, как и я, в курсе теперешней жизни Демида.
— О, это просто. Моя сестра, Лилька, в том году закончила этот универ, а пока училась, тусила в компании Демида.
Я прикидываю в голове разницу в возрасте, получается немного, но ощутимо.
— Так он же младше… — не знаю, почему меня это так ошарашило. Какое мне вообще дело, с кем дружит и общается Демид Лавров? Главное, чтобы не со мной.
— Ну и что? — удивляется. — К тому же, Лиля с ним не встречалась, просто в одной компании обитали, так что всё норм.
Даша чешет кончик носа, смотрит в сторону стойки, а я пытаюсь съесть ещё хоть что-то, но, когда Демид так близко, просыпаются забытые инстинкты: «Беги или пожалеешь».
— Кстати, Лиля много неприятного о Лавре рассказывала. Гадёныш редкостный.
О, много неприятного — это о Демиде. Уж я-то знаю, на что он может быть способен. Прикусываю язык, чтобы лишнего не сболтнуть — не хочу, чтобы Даша узнала о длинном шлейфе, который тянется за нами с Демидом.
— Знаешь, — рассуждает Даша, плавно расчерчивая воздух зубцами вилки, — он из тех, кто готов отыметь всё, что видит. Говорю же, кобель. Терпеть таких не могу.
Даша вдруг замирает, смотрит на меня пристально и по секрету сообщает:
— Смотри, не ведись на него, — советует, многозначительно округлив «рыжие» глаза.
— Я не собираюсь!
— Это я тебе как подруга советую. Поматросит и бросит, как мои предки говорят, потом плакать придётся.
— Да с чего бы ему меня матросить?
— С того, что ты красивая, — тычет вилкой где-то рядом с моим лицом. — Он таких любит. Вот посмотришь, непременно на тебя внимание обратит.
— Глупости говоришь.
— Я правду говорю, — выдаёт с видом победительницы и отстраняется, глядя на меня, как на малолетнюю наивную дурочку, которая ничего не замечает. — Просто пока Демид не знает, что ты такая существуешь. Ну ничего, скоро узнает.
Вот лучше бы нет.
Смущённо краснею и болтаю ложкой в супе. Даша не о том думает, но ей простительно. Она ведь не знает, до какой степени мы ненавидим друг друга. Да и вообще… мы не виделись с Демидом чуть больше двух лет — с тех самых пор, как его мама умерла. Спустя несколько дней Демид просто исчез, а я малодушно обрадовалась. Нет, не его горю, а тому, что всё закончилось, и он оставил меня в покое.
Опустив ресницы, смотрю украдкой на Демида, стараясь, чтобы никто не заметил моих взглядов. Если откинуть в сторону предвзятость и моё к нему отношение, Демид выглядит хорошо. Уверенным и спокойным. На нём модные джинсы, брендовая майка, замшевые слипоны — всё якобы небрежное, но эффектное, дорогое. А ещё мышцы! У Демида теперь есть мышцы. Раньше скорее тощим был, чем спортивным, но сейчас совсем другое дело. Нет, он не похож на стереотипного анаболического качка, скорее, он выглядит как человек, который знает дорогу в спортзал и умеет обращаться со снарядами.
Он убирает упавшую на лицо прядь тёмные волос, улыбается немного хищно, облизывает нижнюю губу, на которой, я точно помню, есть маленький шрам. Профиль стал чётче и грубее, выразительнее, а шея шире, но кадык всё так же сильно выделяется, гуляя под кожей вверх-вниз, стоит Демиду сглотнуть.
Так, стоп. Это же Демид! Придурок и козёл. Вот о чём я должна помнить, а не буграми под его кожей любоваться.
— Ну что, пойдём? — Даша, сыто икнув, трёт вкруговую плоский живот и лукаво улыбается, сияя. — Пора вливаться в студенческую взрослую жизнь. Эй, ты чего почти не съела ничего? Вкусно же.
— Ага, вкусно. Просто перехотелось.
